Команда Робера Эпине

[happy-fest]

Команда: Робера Эпине
Тема: Сон
Рейтинг: G
Дисклеймер: мир и персонажи принадлежат В. Камше


1. Рисунок



2. Cемейный вечер
Герои: Робер, Мишель, Морис, Арлетта, Жозефина
Жанр: драма, мистика

Эпинэ поднялся по ступеням родового особняка. Он дома, на несколько часов вдали от пестрой толпы придворных дам, удушливых, как летний зной. Не будь возможности сбегать из дворца, он бы, наверно, уже сошел с ума. Хотя нет, сойти с ума – непозволительная роскошь для Проэмперадора Олларии. Откуда раньше было столько сил? Непостижимо, как только любовь и надежда на лучшее могут окрылять человека. И еще имя – Марианна. Хватит об этом. Ты сам все решил, изволь сам искать другие способы держаться и не сдохнуть, сейчас нельзя. После – в любое время, как только захочешь.
Иноходец направился к столовой. Есть не хотелось, как обычно, но, кажется, приближалось время ужина, и Робер был бы рад встретиться с Арлеттой. Еще не помешало бы выпить шадди: вечером нужно ехать во дворец, а тело крайне настойчиво требовало одного – закрыть глаза.
Как он и надеялся, Арлетта оказалась дома. Еще одна женщина, из тех, кто помог ему в жизни. Мысль, внезапная и горькая, – какой бедой обернется общение с Иноходцем для нее? Всем, кто был к нему добр, он принес только горе. Лауренсии, Жозине и Катарине того хуже – смерть. Но сказать графине Савиньяк, что ей будет безопаснее в другом доме, Эпинэ не мог. Это было трусостью и подлостью, но без нее в доме стало бы пусто. Роберу становилось не по себе от одной мысли об этом. Жить только потому, что так нужно для других - трудно, но он старался.
***
- Робер, - приветливо улыбнулась графиня, - ты как раз к ужину, составишь мне компанию?
- Добрый вечер. С удовольствием, спасибо за приглашение.
Они прошли за стол, слуги подали еду.
За ужином Арлетта успела обсудить с Иноходцем последние полученные известия и подготовку к похоронам Катарины, но во время всего этого разговора графиня испытывала жгучее желание накормить собеседника, а затем уложить спать. Уставшие мужчины не ковыряются в овощах, обделяя вниманием мясо, уж это вдова и мать маршалов знала точно. Все же очень жаль, что взрослого мужчину нельзя накормить насильно. Герцогу Эпинэ довольно долгое время удавалось успешно игнорировать некоторые потребности своего организма, как то, еда и сон. Можно позавидовать его упорству. Арлетта завидовать не хотела, а хотела видеть сына подруги в лучшем состоянии, чем он был сейчас. Она уже говорила Роберу, что ему нужно высыпаться, но фамильное упрямство не обошло стороной и его, а дела, требующие личного присутствия Проэмперадора, находились в любое время суток.
- Принесите шадди.
Усталый голос заставил Арлетту оторваться от размышлений. Это ж какую по счету чашечку он собирается выпить за день?
- Очень прошу тебя больше не пить шадди. По крайней мере, сегодня.
- Я бы и рад выполнить вашу просьбу, но, боюсь без него упаду раньше, чем закончатся дела. – Эпинэ попытался усмехнуться.
Упрямец и глупец! Арлетта быстро сосчитала до десяти про себя, чтобы не высказать всего этого вслух. Хоть она и считала такую форму более доходчивой, но, все-таки, подобное обращение было не допустимо.
- Лучше упасть сейчас, чтобы иметь возможность подняться, чем свалится раз и навсегда. Ты нужен многим, Робер. Шадди же чересчур коварный напиток. Помнишь Сильвестра?
- Хорошо, я прислушаюсь к вашему совету и постараюсь обойтись своими силами до заката.
И эта бесплотная тень с уставшими глазами собирается мучить себя еще несколько часов? А потом, видимо, еще и еще, и так - до самого рассвета. Кажется, что спальня Иноходца - какое-то проклятое место, куда он никогда не доберется добровольно. Что ж, раз он не хочет отправляться в спальню сам, придется отправить его другим туда способом, о котором она недавно думала.
***
Спать было нельзя, но телу было наплевать на все запреты, глаза закрывались, а речь Арлетты была монотонной и только еще больше усыпляла. Скорее бы выйти на улицу – свежий воздух прогонит дремоту. Не так сложно продержатся еще пару часов, тем более, когда это нужно для жизни города. Привкус у вина, что дала графиня Савиньяк, странный, или ему чудится? Спросить, или не стоит?
- Сударь, вы слишком устали – голос точно не женский.
Кто-то тряс Робера за плечи. Он очнулся в собственном кабинете за письменным столом – и как только успел тут оказаться? За окном мерцали звезды, и тускло светила луна, а значит, Иноходец умудрился проспать все на свете, и за ним прислали из дворца. Кого?
- Похоже, наш хозяин все еще не может придти в себя. – В голосе второго человека слышалась легкая насмешка.
- Оставь. А пока, если мне не изменяет память, во втором ящике стола должно быть вино и бокалы. Разлей вино, а я зажгу свечи.
Кто эти люди, и почему они хозяйничают в его кабинете? Робер не злился, скорее ему было любопытно. Он определенно уже слышал эти голоса, но не в Олларии, и не в Агарисе, а когда-то давно. Эпинэ обернулся, одновременно боясь увидеть за спиной то, что он предполагал, и не увидеть там ничего.
- Отец… Мишель! - Робер протер глаза: чего только ни привидится.
- На этот раз узнал почти сразу, делаешь успехи, – брат поставил бокалы на стол.
- Нам нужно поговорить, и надеюсь, на этот раз никто не помешает.
Морис Эпинэ долго глядел из окна на улицу, будто пытался найти там подтверждение чему-то, наконец, он удовлетворенно кивнул.
- Можно начинать.
- Постойте … вы здесь…невозможно.
Иноходец никак не мог поверить в происходящее. Очередное видение, но на этот раз он боялся, что оно исчезнет, стоит ему только отвернуться.
- Значит, возможно. Не думай об этом, так проще для всех.
- Отец просто не хочет тебе говорить, что если мы раскроем тебе нашу маленькую тайну, там не очень-то обрадуются.
- Понимаю, – опять это проклятое слово! Ну почему он не может выражать свои чувства иначе?! Даже сейчас.
Морис Эпинэ раздал всем бокалы.
- Думаю, нужно сказать тост, - отец выжидающе посмотрел на Робера.
- Но, - Иноходец замялся, - я думал, это сделаешь ты.
- Нет, теперь глава Дома – ты, тебе и говорить.
Мишель внимательно смотрел на брата. Когда-то Робер выглядел моложе него, а теперь не понять, кто из них старший брат.
- Что ж, тогда за встречу!
Можно ли было сказать что-то другое? Они молча выпили, Робер прикусил губу, не хватало расплакаться, не для того они сегодня пришли. Нарушать тишину никому не хотелось, но времени на молчание у них не было.
- Присаживайтесь, так о чем вы хотели поговорить со мной?
- Спасибо. Скажу прямо – нам не нравится то, что ты делаешь.
Эпинэ уставился в бокал. Конечно, он подозревал, что братья с отцом не одобрили бы его выбор, да и сложно им объяснить, почему он перешел на сторону врага. Они не видели агарисской своры, не знали Альдо, и их не было на коронации Ракана. Но Робер не подозревал, что его выбор может настолько беспокоить семью.
- Могу объяснить, почему я оказался на той стороне, на которой нахожусь сейчас, и почему поддерживаю Олларов.
- Не сомневаюсь, тот выбор, что ты сделал, является единственно верным, но дело в другом, – Морис Эпинэ произнес это спокойно и уверено.
Как же говорят? Гора с плеч свалилась, кажется. Что-то похожее произошло с Робером. Ему было плевать на деда, но братья и отец, умершие за Талигойю… Он сомневался, что они приняли бы его выбор в пользу Талига и Алвы.
- О чем же тогда?
- Что ты делаешь со своей жизнью, брат?
- Прости? - Робер подумал, что ослышался.
Мишель вскочил с места, в глазах дрожали злые огоньки.
- Ты как-то сказал, что живешь за четверых, так? Посмотри на себя. Это не жизнь! Что ты творишь?! Зачем?! – Под конец фразы Мишель почти кричал.
- Зачем?! Не знаю, не я должен был выжить! – Вот он и высказал вслух ту мысль, что всегда не давала ему покоя.
- Мальчики, спокойно, - Морис встал, разводя сыновей. – Никому не дано знать, какой выбор сделает судьба – кому жить, а кому нет. Ты жив? Значит, так должно было случиться. В случившемся виновны лишь упрямство Анри-Гийома, моя покорность и моя же глупость. Не нужно брать на себя наши грехи, за них мы ответим сами. Ты понимаешь, о чем я?
- Да, - Робер хотел было возразить отцу, но понял, что возражать-то по большому счету нечему.
- Мы хотели сказать тебе об этом еще в прошлый раз, но нам не дали.
Иноходец открыл было рот, чтобы узнать, что это был за «прошлый раз», и кто им тогда помешал, но отец жестом показал ему молчать.
- Есть вещи, о которых лучше не упоминать даже здесь.
Значит, тут существует свои правила, и Робер не хотел их нарушать только ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Иноходец понимающе улыбнулся Морису Эпинэ.
- Не хотел бы влезать в ваш разговор, но раз уж речь зашла о законах этого места, то почему нас не четверо?
- Ты ошибаешься.
Отец выразительно посмотрел на дверь. Кто ждет Робера за ней?
- О, - протянул Мишель, - Робер, пока есть время, я хотел сказать, что скучал. Молчи! Знаю, ты - тоже, но, пожалуйста, думай о нас меньше. Те, кто рядом с тобой, нуждаются в тебе гораздо больше нас.
Несколько секунд тишины, затем Морис заметил, что его бокал пуст. Робер отвернулся на секунду, чтобы найти бутылку и скрыть непрошеные слезы, а когда он повернулся обратно, комната уже была пуста. Он знал, что их встреча не может быть долгой, что такое прощание лучше для всех, но легче от этого не становилось.
Иноходец выбежал в коридор – быть может, он успеет догнать их? Но вместо отца с братом навстречу ему шла эрэа в алом платье. Женщину он узнал сразу. В прошлый раз он не заметил, насколько прекрасна его мать.
- Мама, - Робер почти никогда не называл ее так.
- Позволь, Ро.
Жозефина просто обняла сына.
- Надеюсь, ты простишь мне мою сентиментальность.
Робер не знал, что говорить. Нужны ли слова? Мать будто бы стала моложе, и косы ее вновь были черными.
- Я хотел попросить прощения.
- Не стоит, ты ни в чем не виноват. Так зачем тратить на это время, лучше составь мне компанию.
- С удовольствием, куда тебя проводить?
- Куда пожелаешь, я так люблю этот дом, что мне будет приятно просто пройтись по нему рядом с тобой.
- Вашу руку, эрэа.
Они медленно шли по коридорам дома, с Жозиной было приятно просто находиться рядом.
- Хочу тебя попросить чаще думать о тех людях, которые живы и любят тебя. Я о той женщине, если ты не понял. Она мне нравится, не лишай ее права выбора.
- Я не хотел бы говорить об этом.
- Просто подумай. А сейчас расскажи, как ты.
Иноходец не мог сказать матери правду, но и соврать не мог. Поэтому он промолчал, но она все поняла и без слов.
- Ро, мальчик мой.
Рука матери ласково погладила его по голове, никто другой не мог успокоить так, как она. Робер собирался сказать матери о том, как сильно он её любит, когда заметил огромную крысу у левой стены. Мать крепче сжала его руку, она боялась, только кого?
- Тебе нужно уходить. Быстрее!!
- Но я не могу оставить тебя здесь одну. Жозина, я …
- Потом, - оборвала его мать.
Дверь в одну из комнат была открыта, и Жозина толкнула Робера туда и захлопнула за ним дверь. Он не ожидал такой силы от женщины. Сначала Иноходец думал, что все просто: нужно лишь обернуться и открыть дверь, но, сколько бы шагов он ни сделал, расстояние между ним и дверью не уменьшалось. Потом он бежал, а дверь тонула в темноте.
Нееет!
Иноходец проснулся от собственного крика. Он был в своей постели, значит, произошедшее было всего лишь сном. Но все же, он надеялся, что «потом» Жозины когда-нибудь случится.


3. Иногда сны - это всего лишь сны
Герои: Робер Эпинэ, Рокэ Алва
Жанр: ангст
От автора: весь возможный ООС прошу соотносить с тем, что это сон

Плохо освещённая улица петляла и свивалась кольцами, складываясь в какой-то запутанный лабиринт. Одинаковые стены, сложенные из невзрачного серого камня, тянулись с обеих сторон.
Он не помнил, как оказался здесь. Он шёл вперёд, не задумываясь о том, куда и зачем. Ему и в голову не приходила мысль остановиться или даже развернуться. Он просто шёл.
Должно быть, в этом не было никакого смысла, как и во всей его нелепой и запутанной жизни. Сколько раз он смотрел на себя в зеркало, пытаясь понять – почему именно ему суждено было уцелеть, выжить, пройти через всё? Почему он, а не Мишель, должен был стать герцогом Эпинэ и унаследовать вместе с родовым доменом титул Повелителя Молния и развязанную им самим гражданскую войну? Впрочем, окажись на его месте Мишель, всё было бы иначе. Уж он-то точно не закрывал бы глаза на ошибки и недостатки Альдо, не жалел бы гордость сюзерена, хваля его навыки наездника, не шёл бы у него на поводу и, конечно же, не позволил бы использовать себя и Эпинэ в политических играх принца в изгнании. Он бы не стал выжидать, колеблясь и сомневаясь, чтобы вытащить Ворона из Багерлее – и успел бы раньше Придда. Он бы не позволил Альдо раз за разом нарушать клятвы и договоры. Не позволил бы обидеть Мэллит. Вовремя поговорил бы с Диком. Защитил бы Катари.
А внутренний голос насмешливо шептал: «Посмотри на Окделла. Вы с ним похожи. Два никому ни нужных и ни на что не способных человека, которых пощадила слепая судьба. Может, только таким и уготовано остаться в живых на Изломе времён?» И он изо всех сил старался не думать о том, что этот голос до боли походил на голос деда, старика Анри-Гийома.
- И это – мой наследник? – На лице покойного герцога написано отвращение, в его голосе сквозит ледяное презрение. Он стоит прямо перед Робером, положив руку на рукоять шпаги, и пистолет, зажатый в руке, хоть и опущен, но всё равно внушает беспокойство.
Иноходец отшатнулся в сторону, но тут же понял, что никого нет. Как будто лабиринт услышал его мысли и воплотил их в пугающее, но зыбкое и нематериальное видение. Он потряс головой. Эти серые стены давили на него, подавляя волю и разум, и как бы ни пытался он сбросить наваждение, ничего не получалось. Он снова шёл по пустой улице, и стены снова тянулись по обе стороны от него – серые, как и небо над его головой.
Впереди послышался неровный перестук копыт. Цок-цок-цок- цок… Робера затрясло – не то от внезапно настигнувшего его холода, не то от липкого мерзкого страха. Он хорошо знал этот перестук. Перед его взором почти явственно предстали упитанная пегая кобыла с очень длинным светлым хвостом и уродливая маленькая девочка верхом на ней, хотя в действительности он ещё не могу их видеть – цокот копыт доносился из-за очередного угла и приближался очень медленно. Робер остановился – сил идти навстречу у него уже не было.
- Я сказала, что заберу, и заберу! – некрасивая девочка кривит губы. – Почему ты не идёшь? Ты пойдёшь со мной! – требовательные интонации вдруг сменяются капризными, чуть ли не просящими: - Ну почему ты идёшь? Хочешь, я отдам тебе другого? Он мне не нужен. Ты нужен, а он нет. Ты никому больше не нужен, только мне! А он всем нужен, но я отдам. Хочешь?
- Кто… о ком ты говоришь? – горло пересохло, и Робер едва узнаёт свой хриплый голос. Он облизывает сухие губы, которыми так трудно шевелить.
- Твой брат! Я отдам его. А ты уйдёшь со мной. Почему ты не хочешь идти? Тебя ведь никто не любит, никто не ждёт. Меня мама тоже не любили, и я ушла. Зачем тебе оставаться?
- Я… я не могу. Меня ждут. Я нужен…
- Кому? – девочка срывается на визг. – Кому ты нужен?! Ты мне нужен! Я хочу тебя, я сказала, что заберу, и я заберу! Заберу!

- Ваша главная проблема, Эпинэ, это неуверенность в себе, - донёсся из-за спины знакомый насмешливый голос. Робер обернулся и увидел перед собой Ворона. Когда он снова посмотрел вперёд, там никого не было. Ни кобылы, ни её страшной наездницы. Они исчезли – точно так же, как призрак его отца.
- И при чём тут моя неуверенность в себе на этот раз? – устало и без какого-либо интереса спросил Иноходец.
- Вы не пытаетесь вступить в бой. Будь на вашем месте кто угодно другой, я бы поверил, что вам не хватает смелости. Но вас я знаю достаточно, чтобы понимать, что с этим у вас всё в порядке. Вы не пытаетесь бороться, потому что, во-первых, не верите в свои силы, а во-вторых, считаете, что эти твари правы и вам действительно не стоит жить. Откуда такое стремление к смерти, признайтесь? Мне казалось, у вас в жизни всё не так уж и плохо: с вами любимая женщина, вас больше не беспокоит господин в белых штанах, а бремя власти вы несёте только формально. В чём же дело?
- Я отнюдь не стремлюсь к смерти, Рокэ. В конце концов, если бы они были, я бы просто согласился на предложение.
Ворон рассмеялся.
- Какое предложение, о чём вы? Это же просто сон.
- Вы всегда так говорите, - мрачно отозвался Робер.
- Иногда сны – это всего лишь сны. Эпинэ, поверьте специалисту: здесь нет никакой угрозы. Вы просто устали. Когда-то я говорил это покойному Сильвестру, теперь скажу вам: чтобы победить своих врагов, нужно их пережить, только вот, почему-то, враги своё здоровье обычно берегут и не злоупотребляют шадди и бессонными ночами.
- Тогда и вы тоже - сон, - печально вздохнул Робер.
- Конечно, - охотно подтвердил Ворон, – разве наяву я бы стал с вами так вежливо разговаривать?
- И что вы мне предлагаете делать?
- Рассмеяться в лицо собственным страхам, проснуться, посмотреть на себя в зеркало, ужаснуться и позволить вашей женщине позаботиться о вас. Если вы не уверены, что выдержите бой, то выбирайте место для него сами. Свой бой, Эпинэ, вы лучше всего ведёте, когда вам есть, кого защищать. Если же вам некого будет защищать, то вы и драться не сможете. И… в этом мы с вами похожи.
- Похожи? – с невольным смешком переспросил Иноходец. – Может быть. Но вы действительно защищаете тех, кто стоит за вашей спиной. А я на это не способен. Я не сберёг Альдо, я убил Моро, которого вы доверили мне, я не смог вытащить вас из Багерлее, я не защитил Катари…
- Чушь, - голос Ворона зазвенел сталью. – Вы слишком много на себя берёте. Обвинять вас в том, что вы не спасли господина в белых штанах, столь же глупо, как обвинять в его грехах Матильду Ракан лишь потому, что она его таким вырастила. Вы всегда поступали правильно – во всём, кроме одного. И знаете, о чём я говорю? Не о ваших гипотетических предательствах. А о вашей дурацкой привычке во всём винить себя. Лучше бы поделились ей с моим бывшим оруженосцем, ему не помешает.
- Но я действительно виноват!
- Виноват? – Алва блеснул глазами и склонил голову набок, напомнив своего крылатого родича. – И перед кем же?
- Перед Альдо, перед Катари, перед вами…
- Ваш самозваный сюзерен, как и ваша сестра, мертвы, и оба – по своей вине. Всё же, что вы должны были мне, я вам прощаю. Слышите? А теперь просыпайтесь уже, наконец. Я-то, конечно, вам снюсь, но мне уже давно пора. Дела не ждут, знаете ли.
Рокэ насмешливо поклонился и исчез.
Робер сморгнул. Серых стен больше не было – они то ли растворились в вечерних сумерках, то ли их, как и всего остального, не существовало в принципе. И вместе с этими стенами, казалось, ушла и тяжесть, давившая на него последнее время – тяжесть, называвшаяся чувством вины.

Он открыл глаза. Сон ещё стоял перед его глазами – но не давящим воспоминанием, а обещанием чего-то светлого. Хотя, если бы кто-то спросил его, что именно ему снилось, он бы вряд ли смог ответить.
Он поднялся с постели. Темнота комнаты немного напрягала; он взял кремень и высек искру, чтобы зажечь стоявшую на прикроватном столике свечу. Пламя неуверенно тронуло фитиль, но вскоре освоилось и начало свой завораживающий танец. Тени испуганно метнулись к углам спальни, сжавшись и уже совершенно не пугая. На душе стало неожиданно светло и легко, как будто маленький огонёк одним махом спалил все тревоги и сомнения. Или же дело было во сне?..
Робер покачал головой, поставил свечу обратно на стол и снова лёг. До утра было ещё далеко, и этим временем стоило воспользоваться с умом.


4. На прощанье
Герои: Робер, Катари
Жанр: драма

Свеча давно погасла. Робер приподнялся на локте, всматриваясь в темноту дворцовой спальни. Сегодня его уговорили не ехать домой среди ночи, и он наконец-то добрался до покоев, отведенных во дворце Проэмперадору Олларии. Если б он не лег, то просто уснул бы за столом.
Странно. Вряд ли он спал больше двух часов, но голова была на удивление ясной. Почему он проснулся? Он давным-давно не просыпался сам.
Тишина. Слегка колышутся занавески. Заглядывает любопытная звезда.
Что?..
- Ой… я тебя разбудила? - виноватый полушепот заставил вздрогнуть. Не может быть! Но теперь он внезапно видит в слабом свете возле окна едва различимую фигуру. Миг - и сначала неясный силуэт проявляется, обретает знакомые черты. Бледное лицо словно светится в полумраке. Нет. Ее не может быть здесь! Ее же нет, нет, нет…
- Я зашла попрощаться.
Она подходит ближе. Звездный свет как будто следует за ней, он видит ее теперь ясно, до последней черточки - свободное серое платье, светлые косы, печальные глаза. Катари! Но как?..
- Катари! - хотел сказать, но горло перехватило, получился какой-то хрип. Но это же она! Как же так? Она жива?!
- Я, - знакомая несмелая улыбка. - Нет, нет, не вставай. Я посижу с тобой немножко.
Подошла, присела на краешек кровати. Робер, решившись, осторожно коснулся ее руки. Обычная, теплая рука, тонкие пальчики легонько сжали в ответ его ладонь. Ну конечно, она жива, это был просто кошмар, новый кошмар незадачливого Повелителя Молний. А на самом деле ничего не было. У нее родился сын, и она жива! Жива! Он не заметил, как произнес это вслух. Сестра чуть вздрогнула.
- Нет… Прости, - она отпустила его руку, отвела взгляд. Бессознательно потрогала косу. - Не знаю, почему, но мне как будто разрешили… проститься. Хорошо, что ты здесь. Я не могу… - она запнулась. - Не могу уходить далеко.
А ведь он собирался ехать домой! Не явись в последний момент курьер с донесением…
- Это ты прости, - быстро сказал он. - Я не смог тебя защитить, а должен был!
Он хотел не это. Но… невозможно. Как сказать "Прости того, кто тебя убил"?!
- Не вини себя. За это - не вини, - решительный взгляд. - Я знала, что скоро умру. Не знала, как, но скоро.
"Ты знала?.." Легкое утвердительное движение ресниц.
- Я только не думала, что так быстро, - она улыбается чуть виновато. - Не жалей. Никогда обо мне не жалей. Я выбрала сама. Это… плата.
- Катари, о чем ты? Неужели ты хотела… умереть?
- Не хотела. Теперь уже нет, - она задумчиво смотрит в окно, - Раньше - да. Очень.
- Но почему?
Да, теперь заметно, что она изменилась. Взгляд стал другим. Спокойнее? Тверже?
- Я устала бояться. Всю жизнь бояться, с детства. Я рано узнала… Но страх, мне кажется, был еще раньше. От мамы. Страх никогда не уходит. С ним можно свыкнуться, притерпеться, ведь так было всегда. Но как же тяжело… Я устала лгать - всем, даже тебе. Ты - ты ведь знаешь?
Да, он знал. Рассказ Арлетты потряс его - даже не столько подлостью случившегося, сколько простотой. Не злоба, не стремление к власти, даже не страх. Просто Каролине Борн так было удобнее - считаться женой графа, жить с возлюбленным. Хотя страх и пришел потом - неизбежной расплатой. Но Катари… Создатель, ну чем же она-то заслужила все это?!
- Знаешь, - кивнула она. - Ну вот. Вот кто я… была… на самом деле. Милостью моей матери и, - ее голос стал сухим и холодным, - старого друга ее семьи. Да, семье Борн есть за что благодарить графа Штанцлера. Мне всю жизнь приходилось помнить о его доброте.
- Почему я не пристрелил эту старую дрянь! - вырвалось у него.
- Зачем? - горько улыбнулась она. - Не один, так другой… Если ты впустил в свой дом беду, не удивляйся, что дом разрушен. Не он все это начал.
- Неужели ты простила?..
- Робер, я простила тех, кто обрек меня платить за свои грехи. Я сама теперь не лучше. Да, да, не хмурься, ты ведь далеко не все знаешь. А этот старый мерзавец… Ты не поверишь, но мне все равно. Он проиграл. Был хитрым, сильным, держал в руках столько жизней - и проиграл во всем. Умер, как пес, и ничего не осталось. А у меня - сын. Сын, и Талиг, и ты… ты плачешь обо мне… А я думала, уже некому.
- О чем ты говоришь? - не понял Робер. - Да весь город оплакивает тебя!
- Нет, - покачала головой Катари, - Не меня. Новую святую. Им всем нужна королева, символ, святая, а я… я никому не была нужна. Только тебе, - она ласково коснулась его побелевших волос.

- Неправда, - упрямо сказал Эпинэ. Она не должна так думать, это же несправедливо! - Тебя многие любят. Эрвин, и Карваль, и Глауберозе, и даже… - он чуть было не ляпнул "Дикон", вовремя спохватился, - Ворон…
Она вздрогнула, и Робер проклял свой длинный язык. Ну что он за дурак! Напоминать ей, сейчас…
- Прости…
- Ничего, - мужественно улыбнулась она. - Что толку теперь… Но как жаль, что он далеко!
- Ты хотела бы его сейчас увидеть? - он все же решился спросить. Зачем?
- Хотела бы, - без колебаний подтвердила сестра. - Очень. Увидеть, да… и все рассказать наконец, все, сама, до конца, но больше всего на свете…
- Катари, ты… - ну зачем он полез?! Разве можно…
- Больше всего на свете, - прищурилась Катари, - я бы хотела надрать ему уши!
Она тихонько прыснула, взглянув на ошеломленное лицо Повелителя Молний.
- Да! И не думай, что я шучу! Я почти год хотела с ним объясниться, а он… Сбежал, и все!
- Но он же не мог… Ты ведь знаешь о проклятье?
- Вот только не надо мне его тут оправдывать! У каждого свое наследство - попробовал бы он жить с моим! Ну да, проклятье у него! Да знал бы он… Знал бы он, что такое настоящее проклятье!
Она резко отвернулась. Робер не видел, но ясно представлял, как она изо всех сил сдерживает слезы.
- Не сердись, - попросил он, чувствуя себя ужасно неловко. Она тяжело вздохнула.
- Я не сержусь. Я просто очень расстроилась. Так мало времени! Сначала ложь, потом война - и все. Мы даже поговорить толком не смогли. И не простились.

- Он пытался защитить тебя, - уверенно сказал Робер. - И только поэтому… Пойми, когда умирают все, к кому ты прикоснулся, иначе невозможно!
- Только поэтому? - невесело улыбнулась сестра. - Да, конечно, он бы постарался защитить меня, если бы так думал. Потому что считал это своим долгом. Он всегда делал именно то, что должен, что бы о нем не говорили. Знаешь, а я ненавидела его за это. Честно, ненавидела.
Ну да. Как будто она умела ненавидеть!
- Неправда. Ты на него злилась только потому, что любила.
- Да, любила, - вздохнула Катари. - Но… Просто он был всегда прав, а я всегда виновата, и… легче ненавидеть других, чем себя. Давай не будем об этом, - она чуть принужденно улыбнулась. - Поговорим лучше о тебе. Ты ведь скоро женишься?
Робер вспыхнул.
- После Излома… Барон… Катари, но ты…
- Не надо оглядываться на меня, - покачала она головой. - Ни в коем случае! Я никому не принесла счастья, никому, а ты… Я так хочу, чтобы у тебя все было хорошо! Больше всего хочу. Один настоящий брат у меня все-таки был. Хоть я и не заслужила.
- Катари, ну что ты! У тебя есть брат - граф Ариго.
- Брата я потеряла. Я ведь предала его, как мама, как… все мы. Да, я не могла иначе, но…
- Ты не виновата!
- Виновата, - она закусила губку. - Представь себя на моем месте, и ты поймешь. Я рада, что теперь он все узнает. И, может быть, простит, теперь ведь можно. Живая, я бы не посмела попросить у него прощения. Я бы вообще не посмела ничего рассказать, молчала бы и дальше.
- Катари… - ну что сказать ей, как утешить? Что Жермон ее простит? Конечно, простит, разве можно ее осуждать?! Арлетта говорит, он благородный человек…
- Неважно. Теперь все неважно. Все позади, и все долги отданы.

Она поднимается. Где-то вдали бьют часы. Робер, как в тумане, видит печальные глаза и ласковую улыбку.
- Подожди, куда ты? - он торопится встать, удержать ее. Сестра качает головой:
- Не надо. Я не хочу… Нет, ты живи, пожалуйста, - маленькая рука ложится на плечо, и он опускается на подушку, словно разом лишившись всех сил. И почему-то закрываются глаза. - Ты спи, - шепчет она.
И уже почти во сне он, кажется, чувствует, как лба тихонько касаются теплые губы.

…Он проснулся резко, как от толчка. В комнате никого не было, в окно ярко светило утреннее солнце. За дверью приглушенные голоса. Ну да, кто-то рвется к Проэмперадору, а Сэц-Ариж решительно не пускает. Надо вставать. Робер провел рукой по лбу. Голова была ясной, он наконец-то выспался. Хорошо, что не поехал домой. Хорошо… и что-то еще? Он задумчиво смотрел, как ветерок шевелит занавески. Голоса стихли, потом раздался бой часов, и тут он вспомнил.
Катари!
…Что это было? Сон? Но такой реальный… Он ведь давно уже не видит снов! И Катари… Она была совсем настоящей!
"Я зашла попрощаться"…


5. Дыхание детства
Герои: Робер, Мишель, Серж, Морис и Жозина Эпине. Арлетта Савиньяк, Марианна.
Жанр: флафф
От автора: дети, много детей и возможен ООС.

Связно мыслить становилось все труднее и труднее. Работа, в любое время дня и ночи, в любой день недели, в любом состоянии – не прихоть, не глупость, а необходимость, с которой приходилось мириться. Жаловаться некому, да и жалобы не помогут – кто, если не он?
Робер устало потер глаза. Мягкий, обволакивающий свет от расставленных в разных углах комнаты свечей убаюкивал, веки тяжелели, пальцы отказывались слушаться. Клемент, удобно устроившийся на плече хозяина, что-то укоризненно пропищал – кажется, ему тоже пришлось не по душе состояние хозяина. Эпине тяжело вздохнул.
С каждым днем сон становился все более непозволительной, хотя и такой желанной, роскошью. А что делать? Судьбу не выбирают, равно как и участь. Всему виной то ли козни Леворукого, то ли излишняя любовь Создателя – ведь говорят же верующие, что больше всего испытаний выпадает на долю тех, кого Он выделяет из множества. Если не лгут, то повелителю молний прямая дорога в Рассветные Сады. Хотя, конечно, думать об этом не хотелось. Да и в Закате компания повеселее.
Тихо отворилась дверь, и служанка, почтительно поклонившись, поставила на стол чашечку с ароматным шадди. Робер удивленно выгнул бровь – за все время его пребывания во дворце морисский орех еще никогда не выглядел так соблазнительно. Чаще это было просто отвратительно горькое пойло, пить которое приходилось практически через силу. Девушка, неправильно поняв причины изумления герцога, принялась торопливо объяснять:
- Графиня Савиньяк решила, что вы сидите уже достаточно давно, чтобы захотеть вернуть ясность мыслей, и потому приказала мне отнести вам шадди, монсеньор… Но, если вы не желаете его попробовать, я сейчас же уберу…
- Нет, стой! Оставь! – перебил служанку Робер, придвигая чашку ближе к себе. – Передай эреа Савиньяк мою благодарность. И можешь идти. Спасибо.
Девушка сделала реверанс и торопливо покинула кабинет проэмперадора. Эпине, пару секунд поколебавшись, сделал глоток. Вкус напитка вполне соответствовал его аромату – яркий, насыщенный, с легким пряным оттенком. Губы мужчины невольно растянулись в довольной улыбке. Безусловно, Арлетта все больше и больше очаровывала его – хотя, казалось бы, куда уж дальше.
Однако стоило только чашке опустеть, как Эпине почувствовал, что что-то здесь было явно не так. Потому что последние крупицы силы воли, на которых все это время держалась его бессонница, наконец-то исчезли, подхваченные то ли сквозняком, то ли дыханием незваного гостя, который еженощно прятался в тени, дожидаясь подходящего момента для того, чтобы заявить свои права и занять свое место. А, скорее всего, они просто истоньшали в достаточной степени для того, чтобы просочиться сквозь мглу и исчезнуть в пламени, далеком пламени, танцующем в каменном чреве камина...
***
Солнечные лучи игриво кусают за нос и пытаются пробраться под ресницы спящего мальчика. Обитатели дома тихо суетятся, занятые одним общим делом – они составляют заговор, такой, чтобы маленький Робер ничего не понял. Возле дверей его комнаты сидит на маленькой табуреточке Мишель. Он старше брата всего на год, и потому сейчас чрезвычайно горд собой – родители посвятили его в свои замыслы, тем самым в очередной раз показав, что он уже совсем взрослый. Еще бы, ведь ему уже, как-никак, целых шесть лет! Это младший, которому как раз сегодня исполнится пять, еще ребенок, а он, Мишель, уже вот-вот станет настоящим мужчиной. Прямо как папа и Серж. Уууу, Сержу уже пятнадцать – ишь, какой важный! В следующем году уедет в Лаик… Ну, а им не больно-то и хотелось! То есть, хотелось, но…
Мишель не успевает закончить мысль. За дверью начинают сопеть и возиться – проснулся именинник. Теперь самому главному стражу надо срочно бежать вниз и предупреждать всех о том, что пора прятать подарки и затихать по углам, чтобы не испортить так тщательно продуманный сюрприз.
Они как раз успевают спрятаться, когда на лестнице слышится легкое шлепанье босых ступней по ступенькам. Робер трет глаза кулачком – вредное солнце все-таки не дало ему поспать еще хоть немножко, то и дело находя лазейку, даже сквозь одеяло, и щекоча шею обещанием светлого, ясного дня, который целиком и полностью можно будет провести так, как ему захочется.
- Мама, папа, вы где? – удивленно зовет мальчик, когда никого не находит в столовой. Он же уже проверил – в спальне их нет, в кабинете тоже… Может быть, они ушли в часовню, рассказать создателю о том, какой сегодня невероятный день? Но тогда бы они уже давно вернулись… наверное. Робер смотрит по сторонам. Определенно, что-то изменилось, но что – он в упор не понимает. На его лице застыло выражение какой-то беспомощной растерянности. Первой не выдерживает Жозина – быстрым шагом она выходит из своего укрытия в одной из ниш и обнимает свое сокровище. Счастливая женщина – у нее было четыре клада, каждый из которых стоит тысячи счастливых жизней. Ее четверо мужчин. Всегда четверо…
- Доброе утро, мой милый! – герцогиня счастливо улыбается, гладя сына по мягкой щеке. Робер жмурится – мама всегда такая теплая, такая хорошая, самая лучшая… Разве может быть в мире кто-то более прекрасный, чем она, или хотя бы в половину такой же замечательный? Нет, таких просто не бывает. Глупости. В сказках все пишут про королев, живущих в богатых дворцах, а чем она, герцогиня, хуже какой-то там непонятно, совершенно чужой ему королевы? Если ему когда-нибудь и придется драться за женщину, то только за нее. Мама – святая. Хотя, конечно, духовник сказал бы, что так нельзя, что Создатель не простит такой дерзости…
Робер никогда особенно не любил выдумки. Он и в церкви частенько молится не святым, а людям – тем, которых знает, которых видит, каждый день или совсем редко, которые есть на самом деле, а не только на странных мрачноватых рисунках. Ведь если бы на самом деле существовали все эти святые, он бы их обязательно увидел. А как же иначе?
- Доброе утро, мама… - мальчик поднимает на нее свои ясные глаза и набирает в грудь побольше воздуха. - А где все остальные? Куда они убежали? Они вернутся? А можно мне с ними? А что сегодня на завтрак? Как мне лучше их искать – до еды или после еды? А кроме каши ничего нет? А чем так вкусно пахнет с кухни?
Морис Эпине не в силах сдержать тихого смешка – воистину, на его супругу обрушился целый град вопросов. В этом был весь Робер – пришел, увидел, заболтал до полуобморочного состояния. Вырастет толковым мальчиком – может статься, даже и маршалом станет. Первым, не первым – значения, в сущности, не имеет. Главное, чтоб не последним, а там уж – как получится.
Тем временем, его супруга терпеливо разъясняет сыну, что произошло:
- Пока ты спал, дорогой, они решили отправиться на прогулку, в поле. Они уже вот-вот вернутся, так что нет нужды тебе идти за ними, да и не стоит – сейчас цветут маки, голова закружится – а потом будешь целыми днями спать.
Мальчик угрюмо куксится – он не ожидал от отца и братьев такого предательства. Уехали и даже не позвали его с собой! Тем более, сегодня у него день рождения, и так делать просто-напросто некрасиво. Зато мама осталась здесь, вместе с ним. И это – самое главное. Он послушно идет умываться, когда Жозина мягко указывает ему на ванну. Стоит только ему выйти из комнаты, как заговорщики тотчас же выбираются из своих укрытий – и вот уже все, абсолютно все меняется.
Когда через пять минут Робер возвращается, он не может сдержать радостного вскрика – это же настоящий праздник-сюрприз! И никто никуда не уезжал – они просто прятались! Да-да, он ни минутки в этом не сомневался, он так и знал, что они где-то поблизости. Просто хотят сделать ему подарок, который он не скоро забудет.
Пока взрослые рассаживаются за столом, Мишель тихонько передает брату какую-то мелочь, которую так крепко держал до этого в кулачке. Робер растеряно моргает – это та самая глиняная свистулька, которую Мишель несколько месяцев назад выменял у одного мальчишки, отдав тому свой самый любимый кинжальчик. Он потом долго гордился своим приобретением и никому его не давал, даже маме – вдруг разобьет.
- Это тебе на день рождения! – довольно улыбается брат, а именинник по-прежнему не знает, как ему быть. Веть Мишель так любил эту свою «находку!» - Я ее для тебя выменял! – добавляет средний брат, развеивая все сомнения Робера. Он счастлив – ему с самого начала понравилась свистулька, а выторговать ее у брата он не мог. Просто потому, что брату она, наверное, была нужнее. Наверное. Он так думал, по крайней мере. До этого самого момента.
Подарков дарят столько, что глаза просто разбегаются. С чего начать? Тут книги – хорошо, что он уже умеет читать! – и игрушки, самодельное оружие и деревянные лошадки. Казалось бы, что еще нужно пятилетнему мальчику для того, чтобы чувствовать себя счастливым? Да ничего, по сути, вот только папа приготовил ему еще один сюрприз.
- Пойдем, сынок, мне нужно кое-что тебе показать…
Морис Эпине берет сына за руку и повел на улицу. Робер с любопытством вглядывается в лицо отца, пытаясь понять, что же это за загадка, если с ними не идут ни Мишель, ни Серж, ни мама. И видели ли они когда-нибудь то, что папа собирается показать ему? Или это только для него? Однако Морис сохраняет спокойствие, ничем не выдавая ни своих замыслов, ни своих тревог, если такие и были. В конце концов, имениннику приходится с этим смириться и просто следовать за ним.
Отец и сын останавливаются в небольшой рощице. Прямо напротив них то ли доживает свой век, то ли готовится пережить всех остальных удивительное дерево – абсолютно белая, без единой иголочки, ель. Мальчик замирает, изумленно разглядывая это странное место, а старший Эпине улыбается и треплет его по голове.
- Запомни, мой мальчик, то, что увидишь сегодня. Но никому об этом не рассказывай – даже мне. Потому что каждый из нас видит только то, что должен видеть, и знает только то, что должен знать. А теперь – жди, они сейчас появятся.
- Кто – они?
- Жди, Робер, жди, ты сам все поймешь, когда придет нужное время.
Мгла тихо обнимает долгожданных гостей за плечи, кутает их в теплый плед вечерней неги и зажигает какие-то странные, фантастические огоньки в самых дальних уголках леса. Мальчик восхищенно вздыхает – так не бывает, чтобы было так ярко, так волшебно, почти как в тех книжках, что раньше читала ему на ночь мама. Вдалеке слышится тихое ржание лошадей, стук копыт, голоса всадников и звуки горна. Кажется, будто деревья в почтении расступаются перед приближающейся процессией…
Робер старается не дышать и не шевелиться – вдруг он не увидит, кто же это, что же на самом деле происходит? Но вот, наконец, он видит языки пламени – или, может быть, это не пламя, а лишь вихрь огненно-рыжих листьев, сопровождающий четверых всадников? Хотя… почему четверых? Одна из лошадей свободна… Странно, ведь это же наверняка Осенняя Охота – кто же еще! Но тогда кто – четвертый? Ведь должен же быть четвертый!
За спиной слышатся легкие и быстрые шаги – и вот на поляну уже выбегает… Серж? Нет, не он, скорее, Мишель, но сильно повзрослевший. Робер, сам не понимая, что делает, идет за ним следом, а брат, подошедший уже к остальным всадникам, ловко перехватывает поводья свободной лошади. Мальчик легонько касается его руки, и – видение может быть осязаемым? – Мишель оборачивается к нему.
- О, Робер, ты уже здесь! Подожди секунду, дай только мне запрыгнуть в седло…
Брат вскакивает на лошадь и подает мальчику руку, жестом приглашая забраться к нему. Именинник согласно кивает – и вот он уже сидит в седле прямо перед Мишелем, а кони несутся, огромными копытами будоража землю, пробуждая ото сна духов разноцветной осени. Гончие псы рыжих ветров рыскают по лесу где-то перед ними, ревут горны троих других охотников, а братья просто летят вперед, туда, где ждет их мечта – та, которой они еще не знают, но которую однажды обязательно встретят и не смогут забыть. Вслед им машет платком женщина с огромными зелеными глазами, дорогу указывает синеглазая незнакомка, и они летят, летят туда, куда зовут их сердца.
Гонка заканчивается неожиданно – оказывается, они уже успели вернуться обратно, на то же самое место. Мишель помогает Роберу спуститься с лошади, а сам не торопится покидать процессии. Время еще не пришло, но место уже занято.
- Только никогда не сдавайся, братик. Многие вещи в нашей жизни - как та свистулька, что я подарил тебе. И вроде бы ерунда, а однажды просыпаешься и понимаешь, что в этой мелочи – все краски счастья. Помни об этом. И меня тоже помни.
Робер растерянно кивает. Его щеки все еще горят лихорадочным румянцем после скачки. А ночные гости, напоследок прокричав что-то своим богам, в последний раз кивают ему на прощанье – и тают в чернильно-черной ночи…
***
Робер проснулся через несколько часов, неожиданно отдохнувший и успокоившийся. Теплые улыбки любимых людей сквозь отблески еще не покинувшего его сновидения отогрели замерзшие пальцы, растопили осколок ледяной тревоги в груди. Эпине огляделся – все тот же дворец, все тот же кабинет, но что-то почти неуловимо изменилось. А, может, всему виной яркое солнце, слепившее глаза и преобразившее даже самые мрачные уголки мира.
Но рука уверенно сжимала что-то маленькое и твердое, что-то до боли знакомое и невыносимо родное. И, разжав руку, проэмперадор Олларии с изумлением уставился на маленькую глиняную свистульку. Ту самую, которую чудовищно много лет назад Мишель выменял у одного из соседских мальчишек, чтобы подарить ему на день рождения.
Робер улыбнулся – отчего-то теперь он был уверен в том, что все наладится. Возможно, из-за своего сна, возможно, из-за свистульки, а, возможно, просто потому, что наконец-то отдохнул именно так, как ему было нужно.
А в дворцовом парке неспешно прогуливалась довольная своей идеей графиня Савиньяк под руку с приглашенной ею же пару часов назад баронессой Капуль-Гизаль.
Потому что негоже вечно взрослеющим мужчинам оставаться надолго без искренне любящих и нежно любимых женщин.