Тема подарка: возможность изменить судьбу
Рейтинг: R
Дисклеймер: мир и персонажи принадлежат В. Камше
1. Обложка
Рейтинг: R
смотреть
2. Фанфик
Название: По ту сторону судьбы, по эту сторону сна
Герои (пейринг): Ричард, Алва, Леворукий, Арамона
Рейтинг: PG
Жанр: мистика, сюр
читатьРичард Окделл лежал на кровати и смотрел в потолок. Сон не шел. Перед глазами мелькали события прошедших дней. Все хорошо, и будет только лучше. Оллар в Багерлее вместе с Алвой. Альдо готовится к коронации, он возродит Золотую Анаксию. От Седого моря до Померанцевого раскинутся земли великого Анакса, и Повелители будут верно служить своему сюзерену. У Ричарда даже слезы на глазах выступили, когда он представил себя, стоящего рядом с Альдо, который благодарит его за непомерный вклад в их общее дело, награждает орденами – настоящими, а не подачками олларских прихвостней. Ричард пару раз кивнул, с достоинством принимая заслуженное вознаграждение. Воображаемое, конечно. Но это пока. Скоро, совсем скоро… А ведь наверняка будет война, навозники просто так не сдадутся, но их все равно раздавят. Виновные справедливо понесут наказание, неотвратимое, холодное… Ричард клацнул зубами и вынырнул из полудремы. Холодно! Разве он забыл закрыть окно? Дик зажег свечу, стоявшую на прикроватном столике, и огляделся. Действительно, забыл. Ну вот что такое? Теперь нужно вставать, идти… Стало очень лениво. Совершенно не хотелось шевелиться. Ричард попытался потереть друг о друга заледеневшие ступни, но у него не получилось. Ему не просто не хотелось шевелиться – он вообще сдвинуться с места не мог. Страх промозглой струйкой просочился в сердце.
Наверняка он спит. Да, очередной странный сон. Пережить можно. Тем более, в особняке Алвы у него вообще как-то со снами не складывалось. То гитара приснится, без струн, старая и жалкая, непонятно как проигрывающая тоскливую мелодию. То четыре сердца, бьющиеся на большой тарелке. Вот и сейчас Ричард заметил на подоконнике черную гладкошерстную кошку. Огромные зеленые глаза мерцали; казалось, что в них горят зеленые огни. Но это всего лишь отражение свечи. Не нужно придумывать всякую потустороннюю чушь. Хотя во сне все может быть. Ричард принялся вспоминать заговоры против выходцев.
Давай же, просыпайся.
Но ведь если это сон, то нечего и волноваться, так ведь?
Конечно.
А если он не может пошевелиться, то, получается, и дышать не может?
Какая разница.
Во сне нельзя умереть.
Ричард понял, что начинает задыхаться.
А, может, и сердце замерло?
Нет, это сон, кошмар. Ненастоящее.
– Ты так уверен?
– Да, – ответил Ричард. Руки-ноги снова слушались. Сердце выбивало бешеный ритм, по лбу струился холодный пот. – Кто, кто здесь?!
– Я.
Ричард судорожно принялся всматриваться в темноту – свеча потухла. Если это грабители, то нужно сперва выяснить, чего они хотят, и за это время успеть нашарить под кроватью пистолеты. А если это кэналлийцы, пришедшие мстить за своего соберано? Нет, живым он не сдастся.
Тем временем на столе вспыхнули три свечи, и Ричард разглядел сидящую в кресле фигуру. Странно, узоры на камзоле незнакомого мужчины совпадали с узорами покрывала, накинутого на кресло. И… и по всему телу… Да он же… просвечивает.
– Да, пистолетами тут не поможешь, бесполезно за ними тянуться, – проговорил призрак.
– В-вы кто?
– Некоторые называют меня Леворуким.
– Я сплю?
– А не скажу, – улыбнулся призрак. – Сам догадайся.
– Что вам нужно?
– Мир во всем мире, конечно. – Леворукий посмотрел на Ричарда, как на умственно отсталого ребенка. – И покой после смерти.
– Уходите, я сейчас позову слуг!
– Ну позови.
Ричард протянул руку к шнурку от звонка и не обнаружил его.
– Я закричу!
– Ричи-Ричи, да ты девчонка! – Леворукий засмеялся.
– Что?! Да как вы смеете! Я вызываю вас… – Ричард осекся.
– Да? И куда же ты меня вызываешь?
– Вон отсюда! Это мой дом!
– Мальчишка, – тихо проговорил призрак. – Это не твой дом.
Призрак встал и подошел к кровати.
– Мне некогда с тобой возиться. Ты и так наломал дров.
– Я все делаю, как велит моя честь.
– А если твоя честь повелит тебе убить родных?
– Что?
– Ричард, хочешь знать, что случится с теми, кого ты любишь? Хочешь увидеть, что ты сделаешь с ними?
– Я… я брежу. Точно, это бред, – Дик натянул одеяло повыше и закрыл глаза.
– Увы, это не так. Я тоже хотел бы, чтобы все, что ты натворил и натворишь, оказалось бредом больного человека. Дик, твоя сестра умрет из-за тебя.
– Ты врешь! Убирайся!
Зеленое пламя в глазах призрака всколыхнулось.
– Я покажу тебе. Я покажу тебе все, что ты натворишь. Одну смерть за другой. Одно несчастье за другим. Снова и снова. Ты не знаешь, что это за кошмар, когда на тебя плывут волны Чуждого, бесконечные, неиссякаемые. А ты помогаешь им.
Призрачная рука стянула с Дика одеяло. Значит, пули?..
– Даже не думай. Иди за мной.
И Ричарда втянуло в глубокий зеленый омут.
***
Весь следующий день Дик не вылезал из особняка. Он даже из спальни почти не выходил. Нужно было съездить во дворец, отвлечься, помочь Альдо с делами, навестить Робера. Но Дик не мог. Не мог никого видеть. Спасительный сон накрыл его в полдень, когда солнце достигло самого пика, просачиваясь сквозь задернутые занавески.
Проснулся Ричард, когда уже стемнело. Поел и сел составлять план того, что нужно сделать в ближайшие дни. Прежде всего, купить лошадь для парадных выездов, обновить обивку в приемной, обновить гардероб. Скоро же коронация Альдо. А еще...
Альдо, распростертый на земле. Мертвый Моро. Эпине, убивающий сюзерена.
... нужно подумать о приданом для Айрис. И не забыть...
Скалы. Камнепад, обрушившийся на Надор. Айрис, мечущаяся в поисках выхода. Чудовище, удерживающее огромных размеров глыбу над головами людей, обнимающих друг друга. Кровь.
... поговорить с Альдо о Штанцлере и Катарине.
Катарина, прижимающая руки к окровавленному животу. Сам Ричард с кинжалом в руке.
Нет.
Невозможно.
Нужно выпить. Ричард позвал слугу и приказал принести бутылку Вдовьих слез.
Слезы в глазах Робера, склонившегося над лежащим на земле человеком. Это не Альдо. Ричард знает, кто это. Бледная кожа, черные волосы, блестящие от…
На твоих руках кровь горячих, говорит Леворукий. Хочешь узнать, что будет дальше?
Нет.
Выжженные зноем земли, гальтарские твари, вырвавшиеся на свободу. Волны, катящиеся одна за другой, конца и края им нет.
Ричард проснулся оттого, что его замутило, как от сильной качки. Поднял голову, увидел лежащий перед собой лист с расчетом предстоящих расходов. И где взять столько денег? Можно, конечно, распродать оружие Алвы, но… Нет, в этом нет ничего бесчестного, просто…
Нет чести в предательстве.
… просто кто его купит? Нужно посоветоваться с Альдо. А пока можно написать в Надор.
Ричард только обмакнул перо в чернила, как в дверь постучали.
– Как вы просили, монсеньор. Дурная кровь.
– Что? Я просил другое вино!
– А получили это.
– Вы будете пререкаться?
– Дурному – дурная кровь.
Ричард, наконец, обернулся. В дверях стоял прозрачный капитан Арамона, покачивая в руках бутылку.
– В-вы, что вы здесь делаете?
– То, что мне приказали. Вставай, унар. Живо!
– Н-нет, уходите, убирайтесь! – закричал Ричард. – Пусть четыре скалы…
– Скалы тебе не помогут, – расхохотался Арамона. Ричарда снова замутило. Запах гнили бил в нос, заполнял легкие. Невозможно дышать. Ричард попытался вскочить, но вместо этого начал падать, вниз, вниз…
Пятилетний Ричард сидит рядом с матерью. Та хмурит брови и что-то говорит отцу. Ричард смеется, но мать дергает его за руку, встает и уходит. Отец хватает бокал со стола и кидает его на пол.
Черноволосый мальчишка мастерит корабль. Привязывает нитками паруса к мачтам. Рядом стоят такие же черноволосые мальчишки, только постарше. Постепенно на груди у каждого из них расплывается красное пятно, младший отбрасывает корабль, кричит, в синих глазах отчаяние и непонимание.
Ворон улыбается. Открывает рот, и по губам можно прочесть – «На линию». Рокэ Алва и Эгмонт Окделл скрещивают шпаги.
Ричард барахтается в волнах. «Я больше не могу». Дальше, еще дальше, выдыхает ему на ухо Арамона.
«Святой Алан, спаси!»
Святой Алан Окделл? Смотри, унар, смотри.
Талигойская баллада в истинном виде. Рамиро Алва, вышедший драться с марагонским выскочкой. Эрнани… Нет! Ричард захлебывается криком и резко садится на кровати. В дверь стучат.
– Да заходи уже, тварь, заходи!
Дверь открывается, в комнату робко проскальзывает слуга, испуганно косится на Ричарда, оставляет на столе бутылку Вдовьих слез и уходит.
***
«Я не буду думать об этом».
Ричард поприветствовал Альдо, выслушал новости о подготовке к коронации и намекнул, что хотел бы увидеть Катарину.
«Это ложь».
Альдо пообещал, что лично навестит бывшую королеву.
«Мои руки чисты».
От обсуждения дальнейшей судьбы Штанцлера сюзерен ловко увернул, сославшись на неотложную встречу с Эпинэ.
Ты действительно в этом уверен?
Прежде чем лечь спать, Ричард крепко запер ставни и дверь. Зажег четыре свечи, прочитал молитву Создателю, заговор Четверых, закутался в одеяло и принялся считать бакранских коз.
– Лучше посчитай, сколько раз ты думал, Дикон.
– Нет…
– Да.
– Нет-нет-нет, – простонал Ричард, открывая глаза. Он узнал бы этот голос из всех.
На краю кровати сидел Рокэ Алва и мягко улыбался.
– Зачем вы приходите?
– Это в последний раз, обещаю. Тебе понравилось то, что ты увидел?
– Это неправда. Это сны, я и сейчас сплю.
– Увы, это правда.
– Я не верю.
– А ты попробуй. Что ты теряешь?
– Вы в Багерлее.
– Да.
– Вот и уходите туда.
– А ты хотел бы что-то изменить, Ричард?
Алва склонился над Диком, заглядывая ему в глаза.
– Хотел бы?
– Д-да…
– Тогда у тебя есть возможность.
– К-как?
– Подумай о том, что ты хотел бы исправить.
Что тебе подсказывает твое сердце, Ричард? Не Честь, не Долг, а сердце?
Алва положил ладонь на лоб Дику.
– Просыпайся.
Просыпайся в новом мире, Ричард. Где кровь твоей сестры никогда не прольется на снег.
3. Иллюстрация
Рейтинг: PG
смотреть
4. Фанфик
Название: Другая сторона
Жанр: мистика, сюр, angst, romance
читатьОллария прекрасна на закате. Город, ставший родным, город, сладким вином кружащий голову, огнем текущий по жилам. Противоположность полуразрушенной, полуголодной, полуобезумевшей Ракане...
Ричард встряхнул и без того растрепанной со сна головой. Ракане? Откуда это? Когда-то этот город называли Кабитела, но Ракана...
Похоже, задремал. Приснилось же! Дикон торопливо огляделся.
Ричард сидел в гостиной у окна, откуда и наблюдал за раззолоченной закатом Олларией, в кошмаре снившейся ему серой и жалкой, искалеченной захватом. Захватом законным королем - Дикон нахмурился.
Альдо, сияющий и мудрый сюзерен, – Дик вздрогнул – под копытами Моро.
Он содрогнулся вновь и поднялся. Вот что бывает, когда спишь посреди дня, скорчившись в неудобной позе. Что он вообще в гостиной делает?
Ах, да... Он ждет здесь монсеньера. Взгляд юноши упал на руку – и на камень, кроваво-красный камень Эпинэ.
"Я не слыхал, чтобы в нашей семье водились отравители", – так говорил в его сне Иноходец. И еще говорил, что эр Август – трус и подлец.
Перстень, данный сегодня эром Августом. Кольцо Чести... Кольцо бесчестия...
Ричард вздохнул с таким трудом, словно сталкивал этим вздохом с себя тяжесть будущего преступления. Решение пришло мгновенно. Неважно, что это был за кошмар, но он не повторится. Ничего не будет – ни яда в вине, ни кольца в шкатулке, ни восстающей Эпинэ – Дикон засомневался было, но тут же упрямо закусил губ – ни разоренной Олларии. Ни Альдо на камнях! Кто знает, был ли сюзерен из его сна похожим на настоящего Альдо Ракана, но Робер-то был копией Иноходца, встреченного Ричардом в Сагранне. Только теперь Робер еще больше походил на Мишеля Эпинэ.
Нет, он решил – Честь не пойдет таким путем! Война, выигранная дурной ценой, подлыми способами, обречена, а если согласиться на эту низость – да чем же Окделл тогда будет лучше самого Дорака? Так отвечал отец когда-то Придду!
Хотя отец все же сказал свое слово тогда… Слово Окделла – это слово Чести.
И где теперь отец? И Алан! Этот сон… кошмар в кошмаре, в тысячу раз худший, чем все, что мог представить в жизни Дикон. Алан, как брата полюбивший Алву… И овдовевшая Октавия – такая красивая и беззащитная, совсем ни в чем не виноватая юная девочка…
– Дор Рикардо, – Лончо, мальчишка на посылках в доме эра, быстрый и верткий, вбежал в комнату. – Дор Рикардо, соберано вернулся, вы просили предупредить!
– Да, верно, Лончо. – он действительно просил. Порывшись в кошельке, Ричард извлек и кинул мальчику суан. – Держи за старание.
Смазливый мальчишка ловко поймал монетку, просиял улыбкой и, быстро поклонившись, убежал. Наверняка купит что-нибудь горничной Дульсите, своей сестре.
– Он в кабинете! – напоследок сообщил мальчонка.
– Я знаю, – тихо сказал Ричард.
Может быть, это был только сон… Теперь неважно. Важно то, что у Дикона тоже есть сестра. И ее кровь не будет на снегу по вине брата.
Юноша медленно поднялся, набираясь решимости, расправил плечи и пошел к кабинету эра.
Вихри древнего знака, знака Ветра, заплетались на двери так же, как и всегда, и так же, как во сне, Дикон сначала долго изучал их, прежде чем осмелился постучать.
– Юноша? Что стряслось? Вы спрятали в моем доме еще парочку святых?
– Н-н-нет… – Ричард мигом растерялся. Показалось, или во сне он тоже спрашивал?..
– Тогда в чем дело? Вы смотрите так, словно у вас за пазухой парочка ызаргов. Вы проигрались? Получили письмо из дома? Увидели привидение? Затеяли дуэль с десятком гвардейцев?
– Эр Рокэ!..
Он в самом деле спрашивал об этом! Да что же это… Или Ричард настолько перепуган уже основательно подернувшимся дымкой забвения кошмаром, что готов сам убедить себя, что прежде видел это? Такие вопросы просто в духе эра…
– Заходите. И, раз пришли, налейте мне вина.
Неважно, что там было. Дикон все же прошел внутрь и привычно протянул руку к темным бутылкам. Что бы он ни видел, список Дорака действительно существовал…хотя...
Что же теперь делать? Как же заговорить? Что же сказать, святой Алан? А как сказал бы Алан? Но сон уже медленно таял в памяти, постепенно исчезая, лицо святого растворялось в дымке и становилось лицом нового герцога Окделла – отца.
«Дурная кровь», кувшин – пускай вино «подышит». Кольцо на пальце было внове и мешало, но Ричард слишком ушел в свои мысли, чтобы отвлекаться на эту мелочь.
Говорить Ворону о списке? Нет, нельзя.
– Эр Рокэ… его преподобие... убили.
– Праведники в Рассвете, без сомнения, в восторге, – эр потянулся, как большой кот, – давно у них не было пополнения.
Разве признался бы кто-то, кто знает о готовящейся смерти стольких людей? Хотя Ворон бы счел, возможно, ниже своего достоинства солгать какому-то оруженосцу… Как и отвечать ему.
– Скажите… вы знаете, кто мог бы это сделать?
Оноре. Да, говорить о преподобном безопаснее. И проще.
– Да кто угодно, – отмахнулся Алва, – хоть сам Святой Престол. С каких пор вы начали спрашивать? Обычно вы смотрите и молчите, тихо, как мышонок, делаете какие-то странные выводы и только иногда пытаетесь протестовать. Этот благообразный старец наставил вас на путь истинный? Тогда он, в самом деле, святой и совершал при жизни чудеса.
Дик подался вперед, не обращая внимания на смешки Ворона и его нелестные сравнения. Сейчас дело было важнее!
– Один… человек считает, что это могли сделать… те, кто увел его из города.
Алва расхохотался.
– Не смейтесь, монсеньор! – Ричард, только собрав всю волю, смог не закричать. Да, сон предупреждал его о будущем, но того, что происходило сейчас, не было во сне, и Дик чувствовал себя канатоходцем высоко над площадью. – Виктор добрался до людей!
– Тогда ваш преподобный совершал свои добрые чудеса и сразу после смерти, – пожал плечами Алва. – Вы, юноша, всегда были очаровательны своей внезапностью и непоследовательностью, но, признаться, вы превзошли себя. То вы, рискуя жизнью и заодно моим имуществом, спасаете монахов, то вы их убиваете… и как вам понравилось резать невинных?
– М-мне?
Дик замер, глупо хлопая глазами. Он как-то так привык к мысли, что Оноре убил Хуан…
– Ну вы же провожали их, – эр, усмехаясь, протянул к юноше бокал. – Вы так удивлены. Ваш добрый человек, похоже, обвинял не вас?
Ричард, словно во сне, поднял и наклонил кувшин. Вино тягуче лилось в бокал, а Дикон думал, что в этом вине все-таки нет яда. Но яд, который растворяется в словах, куда надежнее и действует гораздо незаметней. Как понять, в чьих именно словах отрава?
Штанцлер из сна… о да, это был «добрый» человек. Но сон есть сон. Во сне Дорак был мертв, а монсеньор под стражей. Будь кардинал жив и останься Алва на свободе – и кто бы был страшнее?
– Он думает, что это могли сделать ваши люди.
С Алвой нельзя быть осторожным – эр хитрее лисы и презирает трусов, а вот храбрость он уважает. Ричарду, наверно, нравится это. И ведь, если подумать, это пристало Людям Чести больше яда.
– Не спрашиваю, у кого ваш доброхот узнал. – Фыркнул на это Ворон, и Ричард понял, что проговорился. – Скорее, меня очень удивляет, что вы до сих пор не кинулись на злобного убийцу с кинжалом или чем-нибудь еще.
Кинжал?! Кинжал в руках, и Катари в крови… но стоит ли спасать такую женщину? И Придда, если подумать, – этого предателя?! Но нет… нет. Он не станет верить только снам. Не станет.
Кувшин в руках вдруг стал слишком тяжелым, Ричард едва успел его поставить. Последние обрывки сна казались бредом. Катарина не любит его, разумеется, она лишь… она, наверное, любила… она говорила, что любит… не его – его отца. Но она никогда не стала бы так лгать, она не может.
А он не может о ней думать – так. И он не может убить женщину.
И Алву. С ножом на Ворона? Смешно и бесполезно. Хотя во сне... Да к кошкам этот сон!
Неосторожно подняв взгляд на эра, Дикон тут же попался, как птица, встретив кошачий немигающий взор Алвы. Эр наблюдал за ним, внимательно и хищно. А потом выбросил вперед левую руку и крепко схватил своего оруженосца за запястье.
– Монсеньор!
Ворон недобро усмехнулся, взгляд у него был совершенно бешеным. Все так же, не отрывая глаз от лица Ричарда, он быстро поднес бокал к губам и отпил. Как он понял?! И понял ли?
– Урожай прекрасный, букет полон, в нем нет изъяна, нет ни единой лишней ноты. Вы не понимаете еще – юность пьет запоем: вино, друзей, возлюбленных, врагов. Ценить приходится, когда уже распито, разлито и забыто. Почему я до сих пор не научил тебя по-настоящему пить настоящее вино? И отличать его от всякой дряни… – его пальцы сильнее сжались на запястье Дика, потом Алва заставил его повернуть руку ребром ладони вниз. Блеснуло проклятое кольцо. – Уж раз сам, видимо, еще не разучился. Пейте! – Алва вложил в его руку свой собственный бокал. – Говорят, можно узнать мысли того, с кем разделяешь его бокал вина… Глупость, конечно, но если верить – лучше уж приметам. Это, во всяком случае, надежней, чем доверять словам. Крови аллийских виноградников лгать незачем. Кровь вообще не лжет, для этого есть слова и слезы.
Алва улыбался.
Ричард дрожал, когда горячие длинные пальцы отпустили его руку. Может быть, останутся синяки, хотя он не девица, чтобы думать о таких глупостях. Ричард чуть не выронил бокал, глядя, как блики в нем танцуют вместе с пламенем в камине. А ведь примета в самом деле есть.
Ворон не скажет. Ничего не скажет, и правильно – нельзя верить словам. Уши и даже глаза можно обмануть, как говорил епископ Оноре. Хотя что-то было в этом смущающее, больше он смутился бы, пожалуй, разве что предложи эр ему выпить на брудершафт. Дик даже улыбнулся: брудершафт с эром – это уже слишком. И звать его потом по имени, ну да...
– О чем задумался? Хотя, конечно, мои мысли могут привести в ужас новообращенного. Не бойтесь, пейте, – голос Алвы звучал весело и чарующе легко, – и дайте мне гитару, юноша. Вина тоже еще налейте. Хватит разговоров. Сегодня будем только петь и пить за чудеса святого Оноре.
Дикон не знал, что говорить дальше, как спрашивать, как узнавать и признаваться. Кинулся в угол кабинета за гитарой, потом налил Кровь в новый бокал, раз уж Алве захотелось…
Разговор был кончен, и Дик почувствовал, как страшно он устал. Без сил упав в кресло, с прежним бокалом монсеньора в руке, он прижался горячим лбом к прохладе хрусталя, а Алва целиком ушел в мелодию, лаская струны обожаемой гитары.
– Я спою вам песню о ветрах далеких…
Он уже слышал это – в тот раз, после возвращения от Марианны. Только почему-то эта песня теперь звучала как любовная… кажется, кэналлийцы такие песни называют «серенада».
– О путях неизведанных, о краях беспечальных… Да пейте же, юноша! Что бы с вами не случилось сегодня, но на вас лица нет.
Эр все замечал, хотя обычно не обращал внимания на своего оруженосца. Дик, не придумав никакого дельного ответа, просто послушался.
Вино было прекрасно, как и всегда, хотя с тех пор, как Савиньяки вытащили у Алвы из подвалов белое вино, Ричард предпочитал именно белое. Но слезы – лгут. Дик улыбнулся про себя, устроился удобней. Он все-таки поговорит с эром. Потом. Когда обдумает все, как и следует. До осени еще довольно много времени. А, может, и вправду, написать ему письмо. Юноша улыбнулся – подписаться «Суза-Муза»… «тень» – это чересчур из Дидериха, а вот граф Медуза… Зря он рассказывал об это там, во Фрамбуа.
Усталость начинала брать свое. Вино, камин, веселые и удивительные песни. Дика начало клонить в сон.
– Мышонок.
Алва усмехался во сне и отводил с его лба непокорные легкие волосы. Ворон не знал, что упомянутый «мышонок» все время сравнивал его с кошкой Чужого.
***
Он не знал. Не знал, что юноши растут так быстро. Он не знал, что новая чрезмерная привязанность не станет новым разочарованием. Не знал, что, когда поймет, что юноша стал больше, чем просто спутником, идущим рядом и готовым в любой момент пустить коня своей дорогой, – не знал, что в тот момент почувствует себя и вправду вольным ветром.
Непонятный, хотя и словно на ладони. Напуганный, но не спешащий укусить. У Эпине, бедняги, есть в приятелях крысенок, а Алва вот завел себе такого забавного и верного мышонка со светлыми и любопытными глазами. И с полчищами крыс, ждущих в норе.
Усмешка медленно стекала с лица Алвы, взгляд становился жестким. Отнести даже подросшего мальчишку в его комнату – не сложно. И снять кольцо с тонкого пальца – не сложней.
И очень тянет прогуляться в гости к крысам.
***
Ричард вернулся в город осенью. Один.
Проехал по знакомым улицам. Поднялся на лучший и красивейший мост. Данар, темный и мертвый, медленно гнал воды, украшенные островками желтых листьев.
Город звался теперь Раканой. Ричарду казалось, что он попал обратно в свой кошмар.
Остались позади Ургот и Фельп, остался Валме, смешливый пустомеля, и бедняга Луиджи, все еще горько сожалеющий о мертвой возлюбленной, с которой даже знаком не был. Остались Их высочества Елена и Юлия, в подметки не годящиеся Катарине, но при этом неуловимо величавые – в них чувствовалось королевское происхождение, гораздо больше, чем в том же Фердинанде. Но все-таки они были купчихи, обещанные Дораком Оллару…
Последнее письмо Сильвестра. Валме не мог понять, почему юноша был против сожжения письма, а Ричарду казалось, что если он прочтет его еще хоть раз, то, может, поймет что-нибудь… но он понял только, что Квентин Дорак словно сына любит Рокэ Алву. И что тот список был написан кардиналом. Почерк бы Дик узнал теперь из тысячи других.
Герцог Окделл ехал по улицам Раканы, непривычно притихшей. Позади остались светлые счастливые мгновенья, каждое из который превращалось в его руках из алой ройи в головешку, а он ронял их, обжигаясь.
Вечер с Алвой перетек в утро, когда он проснулся без кольца и слуги сообщили, что у эра назначена дуэль. Когда Дикон на всем скаку примчался в Ноху, там остались разве что кошки и зеваки, во все глотки судачащие о произошедшем, об убитых братьях Ариго, Придде и… Энтраге, кажется. О братьях королевы, Людях Чести. И завтраке у Штанцлера! Туда Ричард не успел тоже. Монсеньер, сияя злой улыбкой, уже стремительно покидал двор, и вид этой улыбки, с которой Алва зачастую убивал, заставил Ричарда, едва взглянув в эти глаза, броситься внутрь. Алва не препятствовал, только сощурился, но больше ничего. Кажется, спутники его – секунданты мертвых и живого, пробовали его задержать, но Окделл не слушал их – да что ему какие-то навозники!
Эр Август был бледен, болен и смертельно перепуган. Прошло лето, Ричард теперь уже не помнил разговора, но помнил, что старик кричал и трясся, и обвинял Ричарда в чем-то несусветном, включая и гайифский грех – когда, оправдываясь, Ричард попытался объяснить, что вовсе не отдавал кольца и никого не выдавал: перстень Алва снял с него спящего. Что этот насмерть испуганный старик способен в злобе наговорить столько мерзейшей грязи, Дик не думал. К Ее Величеству Ричарда не пустили, да он и не пытался к ней прорваться. Даже не решился передать соболезнования.
Дома же был Ворон, запершийся, снова приказавший не беспокоить его никому, включая и оруженосца, и, вероятно, пьющий, словно обиделся на что-то. Хотя, что за глупости: обиженный Рокэ Алва… Рокэ Алва сам обижал своих обидчиков – заранее.
Ричард так и сидел на лестнице до самой поздней ночи, сидел, пока по ней не начал подниматься немолодой и сухопарый человек в черных одеждах. Дик не поклонился и не ответил на приветствие. Он только взглянул в глаза этому человеку, но сказать что-либо не решился. Не решился…
«Вы только смотрите и делаете эти свои странные выводы».
Так было. Ричард наблюдал и думал, думал…
Он думал, когда приехала сестра, и эр, изрядно развеселившись, спрашивал, когда следует ждать эрэа Мирабеллу. Он думал, в спешке покидая город вместе с монсеньором, оставляя Айрис совсем растерянной и только бросив на прощание «будь осторожна, я надеюсь на тебя… и… позаботься о Ее Величестве». Как будто не было никакого сна, да он и не помнил того сна…
Но он смотрел и думал. Он думал по дороге в Фельп, он думал, глядя на восхищенно ловящего каждое движение Рокэ Герарда Арамону. Думал, в свою очередь тоже глядя на Ворона, который лениво валялся на траве, интересуясь то киркореллами, то «бешеными огурцами».
Когда Рокэ читал каторжникам отрывки Дидериха, Дикон почти себя не помнил от восторга… Когда те предали своих союзников – молчал. Когда перед атакой Алва обнял его за плечи, в шутку утешая: «Такое разочарование, да, юноша?», он рассмеялся, хотя только что пылал негодованием, и загляделся в синие глаза.
«Вы только смотрите».
Смотрел. На Поликсену, красавицу, страшно изломанную просто по чьей-то глупости и нерадению, на Джильжи, самого бледного словно покойник. Девушка пыталась узнать, жива ли ее капитан, эта корова, а Ричард думал – как же это так, так преданно служить тому, кто не достоин…
«И делаете выводы».
Ну да. Он делал выводы, когда невесть зачем остался в обществе Алвы, Джильджи, Валме и этих выживших «пантерок», красивых, но настолько несравнимых с погибшей Поликсеной, о которой в тоске рассказывал Луиджи. Но Луиджи забыл о ней, забылся в поцелуях и вине, так же, как и сам Дик некогда забывался в моменты душевной боли. Женский смех, пьяная Клелия, Алва, небрежно рассказывающий о давнем опыте гайифских удовольствий. Значит, с Приддом ничего не было, все это оказалось ложью?
Дик ничего не понимал, он замер и смотрел. Потом сбежал от них всех, потому что прикасаться к женщинам, только что ласкавшим Ворона, он не мог, вслед донеслось подтрунивание Валме, а после…
Потом было вино, звездная ночь и страшный морок – приехавшая к нему на белом линарце Айрис. Был зачем-то разыскивавший его Ворон, отогнавший кладбищенскую мерзость и со смехом дразнящий своего оруженосца тем, что того все еще тянет к непотребным лошадям, и …
«Ты из другого теста, чем бедный Придд» – говорил Штанцлер.
Из другого. Придд не был Ворону любовником, а Окделл, уставший от сомнений, одинокий и потерявший всех прежних союзников, им стал.
«Опять молчишь? О чем ты думаешь?»
В ночь Ундий Ворон смеялся, целовал в уголки губ и обнимал. Очень берег ричардовы сломанные во время абордажа ребра. Дик тогда чудом уцелел – хотя не должен был. Ричард молчал, смотрел, смеялся, думал. Думал…
Он думал, что все будет хорошо.
«Странные выводы».
Список Дорака сам же Дорак и составил. Ее Величество была брошена в Багерлее и спаслась лишь с приходом истинного короля, Альдо Ракана, впрочем, ненадолго. Придды – по списку, вся семья – были убиты, а уцелевший Валентин бежал после попытки освободить из Багерлее Ворона.
Сестра Ричарда Окделла, сторонника Алвы, предавшего память отца и Людей Чести, была казнена без суда и шума за заговор против Его Величества Альдо Ракана, своего нареченного в глубоком детстве жениха… Покуда ее братец бестолково метался, как зверь в клетке, и не мог придумать, ни как попасть в столицу, ни зачем – то ли служить Ракану, то ли спасать Алву. Алву, предусмотрительно освободившего его от службы и сбросившего вместе с Арамоной на шею Савиньяку, словно Ричард Окделл был лишь одной из надоевших Маршалу «пантерок».
Дикон медленно поднимается по лестнице, где встретил когда-то Дорака. Дом был отдан другому, кабаньи головы зачем-то сняты со стен кабинета, а в гостиной содраны синие шелка – заменой стала какая-то мерзкая позолота.
Дик, словно пьяный, пошатывается – еще не зажила сломанная ключица: чудом переживший все это Моро был изрядно зол и отказался признавать друга в Ричарде. Ракан за это поплатился, а Роберу и Дикону, скрывавшемуся у загнанного хуже Моро Иноходца, не оставалось ничего иного, кроме того, чтобы спасать коня.
Теньент Окделл проходит в свои прежние комнаты. Там все сохранилось почти в точности таким же, каким и было, только разворошили хранимые им письма и стихи, да разбросали мусор по полу.
Ракана скоро опять станет Олларией, но это уже не важно…
– Я ничего не изменил, эр Рокэ. Уж лучше бы я никогда вас не встречал.
Он засыпает, упав на незастеленную жесткую постель. Чья-то рука отбрасывает его волосы со лба.
– Ты изменился сам. Впрочем… попробуй.
5. Фанфик
Название: На своем месте
Персонажи: Ричард Окделл, Квентин Дорак, Рокэ Алва, Робер Эпинэ, Альдо Ракан
читатьБаловник стал сдавать еще на подъезде к границе с провинцией Эпинэ. Впрочем, границей это было сложно назвать – просто один из придорожных указателей сообщил, что Ричард подъезжает к деревушке Троли, что в провинции Эпинэ, да и все. Впору было гордиться, потому что на границах Надора стояли настоящие сторожевые посты. На них, правда, было по одному солдату, да и делом те не занимались. За спокойствием жизни в Надоре следить было решительно некому, так как настоящих герцогов Надорских лишили большинства законных прав, а люди Штросса были слишком заняты, взимая с нищих земель больше похожие на издевательство налоги. Но деревянные белые будки с гербом проклятых Олларов там были. И содержание их, если верить Штроссу, стоило больше содержания всего замка Надор. Ричард не сомневался, что львиная часть непосильных выплат разоренной провинции благополучно оседает в карманах мерзкого полковника. За это Ричард давно хотел убить его. Сильнее разве что за сальные взгляды на сестер.
Дикон вздохнул. Увиденная мельком Оллария заставила его еще сильнее осознать ужасное, жалкое состояние, в котором он оставил всю свою семью. Айрис и младшие девочки одевались простенько, серо и совершенно отвратительно – до утонченности ли, когда приходилось экономить даже на дровах, а смысл одежды был лишь в том, чтобы спасаться, кутаясь, от вездесущих сквозняков. К тому же матушка, давно уже забывшая, что значит радоваться, никогда не одобряла попыток девочек выглядеть лучше – да и для кого им? Для Карлионов или для Рокслеев, иногда заглядывавших к сюзеренам в столичных платьях, чтобы у сестренок было еще немного поводов для зависти?
Но там, в столице, распоследняя служанка была одета лучше герцогинь Окделлских. И за это – это тоже – кто-то заплатит, если Ричард сможет… Юноша оторвался от печальных мыслей и оглядел дорогу. Мда. Если хотя бы доберется до границы.
В Троли он потрепал Баловника по гриве, редкой и тусклой, приспособил одну из переметных сумок себе за плечи, уложив в нее самое ценное и постучался в ближайший дом.
– Моя лошадь устала. Я хотел бы, чтобы о ней кто-то смог позаботиться, но я сам должен продолжать дорогу.
– Я это не куплю, – смерив несчастного коня взглядом, полным смеси из жалости и отвращения, ответил хозяин дома – человек немолодой, и, судя по виду, не слишком богатый.
Ричард скрипнул зубами. Продать лошадь он уже пробовал и знал, что за такое животное еще приплачивать придется. Но убить старого доброго Баловника или оставить его в лесу рука не поднялась – а конь тем временем стал форменной обузой. Хотя бы потому что всадник привлекает к себе внимание грабителей намного большего пешего.
Его, действительно, уже пытались грабить. Напали вчетвером, долго смеялись над штопанным бельем в дорожных сумках нищего герцожонка. Собирались забрать оружие, перстень и цепь – единственное, что и правда было у Дика ценного. Но тут Ричарду несказанно повезло. Откуда-то нагрянуло на тот большак с десяток говорливых и злых южан на быстрых лошадях, и почему-то – может быть, со скуки, а может, с нелюбви к грабителям решили путники погонять лесную шайку – и впрямь погнали с криками, свистом и улюлюканьем. А герцог Надорский поднялся, поймал Баловника, поднял с земли штопаное белье, да и поплелся за ними следом, надеясь только, что еще сможет поблагодарить своих спасителей, но больше их не встретил.
– Берите так, – вздохнул Ричард, – мой конь еще отца носил, – он прикусил язык, соображая, что зря сказал про возраст лошади такое, – но он довольно крепкий, свой овес он сумеет отработать! Просто от дороги слегка устал.
Тот посмотрел на парня и смягчился.
– Не бойтесь, сударь, если так, то обещаю слишком вашего старичка работой не морить. Да заходите, куда же вы пойдете безлошадный? И свечереет скоро.
– В Агарис, – пробормотал, входя в дом, герцог Окделл.
Ночь – теплая, весенняя – и правда, легла на деревушку очень быстро. Добрый хозяин разрешил герцогу Окделлу, назвавшемуся просто Диком Гориком (дорога его за титул не щадила, люди тоже, так что Дикон решил покамест именами не кидаться), последний раз побыть с конем, да заодно и поспать в тепле, в укромном сеновале над конюшней.
Оллария мелькнула и пропала в его мыслях, месяцы обучения в «загоне» тоже поблекли. Вспоминался день святого Фабиана, голоса герольдов, Лучших Людей Талига и унаров, один за другим принимавших службу. Но не он.
Что Дикона не выберут, он помнил. Спасибо Штанцлеру с кузеном, что предупредили – Ричард не знал бы, как он поступил бы тогда. Стыд и отчаяние заставляют делать людей страшные вещи, тонущий способен схватиться в поисках спасения за раскаленный прут. Но Ричард был достаточно спокоен, и он не стал… Напрасно или нет – покажет время и его победы.
Окделл решил, что будет побеждать. Хотя бы чтобы отомстить Маршалу Алва.
Дикон перевернулся. Сена было немного, и оно свалялось, кололо сквозь одежду. Сон не шел.
«Ричард, герцог Окделл. Я, Рокэ, герцог Алва, Первый маршал Талига, принимаю вашу службу».
Ричард усмехнулся недобро. Да что за мерзавец станет унижать сына убитого тобою, предлагая служить себе. Как кость собаке кинул! Хотя… это он понял уже после, когда эр Август объяснил. А в тот момент он был чуть ли не рад. Да нет – рад и, пожалуй, благодарен. В конце концов, унизить его просто этой отверженностью было больше, чем достаточно – зачем еще и руку предлагать?
Да, это был шанс утереть нос Колиньяру и всем им вместе взятым – Оллару и Дораку, и, пожалуй, совсем немного – Киллеану-ур-Ломбаху, побоявшемуся взять в оруженосцы потомка Алана затем, чтоб предпочесть ему сына «навозника». Это был шанс остаться там, в столице, или даже поехать на войну, и доказать на что способен… это было шансом.
Но ради этого пришлось бы целовать руку, убившую отца.
А накануне еще и снился странный, страшный сон, который Дик сейчас уже не помнил, но в этом сне он почему- то тоже служил у Алвы, почему - он сам не знал. Служил у Алвы, воевал против Ракана. И Дик, решившись, поднял голову повыше и, не сходя с места, где кроме него оставались только убогие, на всю площадь сказал:
«Я, Ричард из дома Окделлов, благодарю Первого маршала за оказанную мне честь».
«Подойди сначала к нему!» – зашептались не к месту стоящие рядом «товарищи».
«И отвергаю ее» – зло закончил Ричард.
На что-то более длинное в день святого Фабиана у него не хватило ни соображения, ни сил. Конечно, после он действительно придумал достойную гневную речь, и не одну, но лучшие мысли всегда приходят с опозданьем.
Сопровождающие Дорака явились, как и говорил Наль – довольно скоро. Хотя он успел вдоволь простоять на площади под любопытными взглядами прочих – тех, кто остался. Ричард даже слышал обрывки разговоров:
«Идиот»
«У них семейная вражда»
«Блаженный!»
Потом пришли человек в черном и монах, и Дикон был препровожден к Дораку.
Герцогу Окделлу была оказана, по сути, редкая честь – он говорил с Сильвестром наедине, как равный с равным. То, что Ричард презирал Дорака до глубины души, значение имело только для него, но он старался не выглядеть глупцом и деревенщиной хотя бы. Мстить Ричард будет не сейчас, потом… Кроме того, рука с ума сводила.
– Герцог Окделл, – Квентин Дорак смотрел на юношу изучающе и жестко, – как вам станет известно, или, может быть, милостью Создателя уже известно, то, что выбор ни одного из Лучших Людей не пал на вас сегодня, результат того, что я не советовал им оставлять вас здесь, в столице.
Ричарду говорить не предлагали, и Ричард промолчал, вцепившись взглядом в выцветшие от прожитых годов глаза проклятого олларианца.
– Вы, без сомнения, имеете право счесть себя оскорбленным, себя и весь дом Окделлов, но я бы посоветовал вам посмотреть на дело иначе. Вот уже долгие годы ваша семья вынуждена бороться со своей собственной страной, хотя среди герцогов Окделлов было немало верных ей людей. Многие Окделлы вписали свое имя в историю Талига, а Надор был прежде куда богаче, чем он есть теперь. Причем, надеюсь, вы знаете, что состояние его дел стало ухудшаться много прежде, чем Его Величество обложил край налогом, призванным компенсировать урон, который ват отец нанес стране своей изменой и мятежом.
– Эгмонт Окделл был верен своей стране! – Ричард все-таки не сдержался.
– Герцог Окделл, ваше мнение вы вправе оставить при себе до тех пор, пока вы сами верны вашей клятве, данной в Лаик. А что до вашего отца, то он оставил границы своей собственной провинции открытыми вторжениям северных сопредельных государств ради того, чтобы поднять мятеж против законной власти. Это называется изменой. Но речь идет о вас…
– Доброго дня, Ваше Преосвященство! О, вы, я вижу, обращаете души заблудших в истинную веру!
– Рокэ. – Дорак явно не ждал Первого Маршала, ворвавшегося в кабинет. – И вы, конечно, сразу явились мне помочь. Агний, вина герцогам и мне шадди.
Агний, как звали, видимо, маячившего за плечами Алвы монашка, тут же с явным облегчением исчез из кабинета.
– Наставлять кого-то в истине?! Ваше Высокопреосвященство, вы же знаете, что я предпочитаю соблазнять чистые души.
– Так соблазните, – кисло предложил Дорак и посмотрел на Ричарда, – боюсь, только душа здесь слишком чистая для вас.
– Ваше Преосвященство, это вызов, – весело усмехнулся Алва. – так куда, – устроившись в одном из кресел, обратился он к Ричарду, – вас думают отправить, юноша? Соглашайтесь, если на войну – там весело и можно сколько влезет стрелять по скользким тварям. А в столице сначала нужно долго искать повод.
– Вы угадали, герцог Алва, – сухо сказал Дорак, – я в самом деле собирался предложить герцогу проявить себя на службе в Торке, не тратя времени и сил ни на интриги придворных, ни на прозябание в родной провинции. Хотя бы потому что, оставшись там, вернуть в Надор былое благополучие он не сумеет.
Торка? Ричард едва заставил себя усидеть на месте. Торка – это война, но Окделлы рождаются воинами, и в словах Дорака, как ни мерзко признавать это, была доля правды – если как-то Ричард и сможет вновь заставить имя Окделлов что-то значить, то лишь своей собственной храбростью и мужеством. Нет, Торка Ричарда не пугала, но… он только сегодня отказался унижаться, приняв подачку из рук Алвы – неужели теперь он примет меньшее из рук Дорака?
– Ваше Преосвященство, – Алва почему-то усталым жестом прижал пальцы к векам, – Не лукавьте. Если бы вам был нужен этот юноша в Торке, он уже туда бы направлялся. Вы же не собирались это делать.
– Не с самого начала, – пожал Квентин Дорак плечами, – До сих пор я полагал, что этому юноше лучше остаться где-то в своих владениях, пока не возмужает волей и разумом, но ваша выходка сегодня убедила меня, что это невозможно. Герцог Алва, не знаю, для чего вы принимаете участие в судьбе герцога Окделла, но помню, что вы не любите бросать начатые дела.
Ричард вздрогнул. Так вот что хотел сделать Дорак! Просто подарить Алве Окделла, раз Алве так нужен Окделл! Ворон – Первый Маршал: как только Дик окажется в армии, Алва сможет послать его куда угодно – хоть на смерть, хоть сторожить надорскую границу, сидя в беленой будке под началом Штросса! И вырваться, не изменив присяге, Ричард не сможет…
– Я прошу прощения, Ваше Преосвященство и эр Алва. Я не собираюсь…
В запальчивости Ричард все же попытался вскочить, но, позабыв про боль в руке, оперся о подлокотник. У него перед глазами вспыхнуло алым, ноги подкосились, и он рухнул обратно в кресло, ничего не видя и ничего не слыша из-за звона в ушах.
Потом он приходил в себя – рывками и очень понемногу. Доносились как сквозь туман голоса самых ненавистных ему людей, и кажется, он даже что-то им отвечал. Потом ему рванули с руки перчатку, низкий голос кэналлийца произнес несколько ругательств, в кабинете духовного лица, наверное, ужасно неуместных.
– Окделлы! Квентин, мне нужна касера, тонкий нож…
– Мой врач сейчас придет, я уже вызвал. Как я и говорил, Рокэ, вы ничего не делаете лишь наполовину.
Потом были боль и полубеспамятство, а после езда в карете и тревожный сон.
***
Из особняка Алвы Дик сбежал.
То есть, сразу как только представилась возможность – сил подняться не было до следующего утра, а слуги по приказу Алвы не давали ему вставать до вечера.
Однако, незадолго до полудня Ричарда навестил хозяин дома. Выяснив, где Ричард нашел такого ядовитого зверя, и посмеявшись над проклятым Арамоной, Первый Маршал Талига быстро и небрежно выдвинул перед Ричардом несколько вариантов. Ричард мог остаться в Олларии, если ему уж так это необходимо. Алве, по большому счету вообще не была дела, где будет и что будет делать Ричард Окделл, но если это интересно кардиналу, а самого Алву зачем-то кошки дернули связаться с юношей, то Алва может пристроить герцога на службу в Олларии.
Ричард ответил «нет». Он вообще не собирался быть обязанным потомку предателя, что Алва, по-кошачьи улыбнувшись, тут же и констатировал.
– В Торку, я полагаю, вы не поедете просто в пику Сильвестру. Ваше право, у юности есть время, чтобы упрямиться. В Надор, однако, вас отправлять с таким характером равно что поджечь пороховую бочку. Весело, не скрою, но ненавижу повторяться. Убивать еще одного Окделла банально. Так что… военная карьера вам закрыта, нищим землевладельцем вам не быть… придется все-таки идти в оруженосцы.
– К вам?!
– Вот еще! В ваш Фабианов день, любезный герцог, я мучился похмельем и меня тянуло на дикие поступки. Кроме того, дважды я никому и ничего не предлагаю. Нет, вам, как Человеку Чести, нужно выбирать в эры кого-нибудь вашей породы. Проблема в том, что вы не побоялись сказать «нет» Дораку, а Люди Чести этой завидной храбростью не обладали. Так что я не вижу в Талиге никого, кто бы годился вам в монсеньоры. Но, поскольку в Торку вам дороги нет... Во всяком случае, Агарис лучше, чем Оллария – для таких, как вы и ваш будущий эр.
***
Брать лошадь или деньги у Ворона Ричард Окделл, конечно, отказался. Не хватало еще и этого. Эр Август с тяжким вздохом снабдил его небольшой суммой, сокрушенно посетовав, что лошади у него сплошь казенные… В общем, до будущего монсеньора Дик добирался сам и был этим доволен.
Ричарду повезло. Человек, приютивший его, оказался бывшим офицером, служившим в прошлом у Мориса Эпинэ.
Люсьен – так его звали, не только согласился указать дорогу, но и вздумал проводить Дика до самого замка Эпинэ. Конечно, делать там Ричарду было особо нечего, но замок был ему по дороге, а передать от родных весточку Роберу было, пожалуй, не так плохо. Ехать пришлось, однако, не на лошади, пусть даже это и был бы все тот же Баловник, а на телеге. Впрочем, Дикон, успевший представить, каково ему пришлось бы идти пешком, не слишком возражал.
В Эпинэ его приняли радушно. Морис был торжественен, а герцогиня Жозефина выглядела очень тревожной и усталой. С ней-то Ричард и проговорил большую часть своей небольшой задержки, хотя длинный праздничный обед в честь герцога Окделла был полон союзниками Мориса, и Дикон был счастлив оказаться среди друзей.
В Агарис Дик приехал на подаренной Морисом лошади, усталый и задумчивый.
Робер принял его легко. Кормил и угощал вином, со смехом рассказывая о недавних муках и строгих постах местных эсператистов. Принял клятву оруженосца и расхохотался на первом же услышанном от Дикона смущенном «эр Робер!». И запретил себя звать кроме как по имени. У Альдо вопросов было еще меньше. Краткий рассказ Ричарда, еще больше сокращенный по настоянию нового эра, сюзерен выслушал, прерывая шутками и воодушевленно обещая, что вскоре все будет совсем иначе. Это было так невозможно, так радостно и так тепло, что голова шла кругом. Ее Высочество была еще добрее и предложила юноше остаться жить у них, но Ричард все равно поехал с эром, когда тот отправлялся воевать вместе с казарами. И никогда не пожалел об этом.
***
Ричард Окделл входит в Олларию.
Сегодня особый день – день самого Излома Эпох, день, когда Кругу Скал приходит время уступить место Кругу Ветра.
Первый Маршал Талига ждет юношу в своем особняке, а бывший эр еще утром отбыл во дворец, чтобы увидеть Ее Величество. Дик тоже на днях был им представлен царственной кузине Робера, но он плохо помнит эту встречу – только то, что Ее Величество была очень устала и бледна. Роды не были легкими, и королева все еще не оправилась, хотя и нежно улыбалась своим гостям – а Фердинанд Оллар был вполне весел.
Дик обернулся взглянуть на сестру. Айрис, недавно приехавшая к брату, постоянно оглядывалась, настороженно сверкая глазами, словно мышка, робкая, и все же ужасно любопытная. Одета она была прекрасно и казалась настоящей принцессой, привлекая восхищенные взгляды Арно, да и других друзей Дикона.
Три года службы оруженосцем пролетели быстро. Ричард не представлял, что в них вместится столько: гоганы, Орден Истины, Барсовы Очи, плен Робера. Что попытается спасти эра и сам попадет в руки Алве. Дик не представлял, что Альдо, весь изведясь от беспокойства и упреков Матильды, может, бросив и своих гоганов, и "истинников", кинуться спасать обоих из лап Ворона, добравшись до самого Ургота – как и того, что Ворон вместо расстрела потащит их сначала в Кэналлоа, а после в Фельп, а потом в Ургот. Потому что "забавно наблюдать людей этой породы".
Брак Альдо и Елены Урготской – чего уж точно Ричард не мог себе представить раньше…
Нет, герцог Окделл многого не мог представить. Ни того, что будет считать, что реставрация Раканов – страшная глупость, ни того, что сам Ракан об этом будет рассказывать полной святого гнева герцогине Окделльской… ни того, что очень скоро станет капитаном Талигской Армии и адьютантом Алвы. Бывало так, что Ричард просыпался, и ему казалось, что эти три прошедшие года были только невероятным сном, на самом деле, он спит сейчас в разрушенной Ракане… он сам не знал, откуда эти мысли.
Когда он входит в кабинет, Ворон отводит с его лица легкую прядь волос и замечает:
– Ты научился выбирать, Ричард Окделл.