команда Талигойи, тема "апокалипсис в Кэртиане"

[happy-fest]

Название: Четверых Один призвал
Команда: Талигойя
Тема: апокалипсис
Герои (пейринг): все по-немного
Рейтинг: джен
Жанр: дарк
Предупреждения: АУ, десфик.
Дисклеймер: мир и персонажи принадлежат В. Камше


Золото Трона бросает в глаза отблески заходящего солнца.

Где-то там, на грани миров, воины Рубежей принимают решение пожертвовать одной из бусин ожерелья, чтобы спасти то, что они защищают с белыми от беспамятства глазами, и руками, залитыми кровью своих и чужих.

Когда Левию принесли весть о том, что Альдо умер, кардинал улыбнулся, он верил, что сейчас его страна сможет восстановится. Что Королева-регент и молодой Карл - это будущее. Он пытался наладить связь в городами, восстановить систему снабжения и почту.
Он не знал, что краеугольный камень уже рассыпался пеплом.
Первыми были горы Надора, когда обезумевшая стихия, вопреки всем законами человеческим, творила свою историю, разрушая все на своем пути, когда обезумевшие люди бежали впереди крыс, пытаясь спастись в пламени Создателя, обрушившемся на этот мир существенно раньше срока.

Излом отсчитывал время падением камней.
Где-то на границе Надора Лионель уводил войска все дальше в Кадану, оглядываясь назад, он все не мог избавиться от панического страха. Он был генералом, который вел своих солдат. Он уже был живой легендой.
Он был отрезан от поставок продовольствия, медикаментов и людей. Он был в кольце из псевдосоюзников, живых гор и врагов. Он вел своих людей умирать. Он не спал ночами.

Давенпорту снились камни. В тишине и искоса его называли новым Повелителем Скал. Окделлы вот уже два поколения предавали свою страну, а людям свойственно верить в старые байки, особенно когда выходцы стоят под их окнами и улыбаются окровавленными губами. Когда за его отрядом гнались враги, Чарльз просил помощи у камней, и камни ответили ему. Он умирал долго, с разбитой ногой и перебитой спиной. Уже не чувствуя боли он смотрел в синие небо и не слышал предсмертных криков тех, кого он вел.
Когда Айрис Окделл готовила заговор против анакса, камни не пожалели ее, и еще долго в ушах Луизы Арамоны будет стоят женский смех, который все слышался ей, когда падали камни. Стихия сходила с ума под ее ногами, и выходец, не женщина и не мужчина, за руку тащил ее из живого ада.
Камни никогда не щадили никого. Они хотели, чтобы их Повелитель вернулся, потому что только завещавший свою душу мог попытаться остановить то, что так пугало их на иглах излома.

Люди бежали в столицу, и им давали приют по мере сил, которых не было. Во всем винили самозванного короля и отводили глаза. Первый же бунт мог оказаться смертельным, гарнизоны Карваля не могли больше быть панацеей. Талиг истекал кровью умирающей Талигойи. Все забыли, что это одна страна.

Клемент пропал куда-то, и Эпине все вздыхал, смотря на нетронутые кусочки сыра на столе. С продовольствием в столице было туго. Три армии вели войну слишком далеко, мародеры не пропускали повозки. Повешенных выкидывали в Сону каждый день столько, что Роберу казалось, река зацвела раньше срока.
В тот день, когда он сделал предложение Марианне, его отозвали в город вешать и казнить. Робер считал, что его уже не тошнит от крови, но когда он увидел окровавленную морду крысы, его вывернуло прямо на роскошный ковер. Они не тронули ее лица, перекошенное ужасом, болью и предсмертным криком, оно было повернуто к двери, в которую вошел Робер. Лучшую куртизанку Талига доедали толстые и наглые крысы. На полу лежали ягоды крупной черешни.
Корабль Первого Адмирала выходил на рейд, и девушки танцевали на берегу, бросая в воду цветы и моля Астрапа о милости счастливого возвращения.
Тучи сошлись на небе в один миг, на флагмане еще не успели спустить паруса, когда гроза ревела уже в полную мощь. Где-то на горе от боли и криков сходил с ума полукровка Вальдес. Две молнии ударили одновременно. Стоящий на берегу младший Салина сорвал голос в крике. Солнце было в глаза, флагман догорал, а к берегу прибивало все новые тела. Не за кого было поднимать алый райо, тело наследника марикъяры сгорело в свете двух молний.

Ведьмы на Горе сходили с ума, Хексберг решился сразу двоих командоров. Флаги спустили. Флот Дриксен встречали Салина и Аларкон, Вальдеса била лихорадка, привязанный к постели, он сдирал кожу с рук, пытаясь вырваться, он все кричал о каких Повелителях, его крики заглушил шум атаки.

Валентин остановился в придорожном трактире. Его отряд передвигался так быстро как мог, молодой полковник хотел быть полезным, дрожь от так недавно выигранной войны будоражила его кровь. Протягивая руку помощи Первому маршалу Талигу, Повелитель Волн не скрывал ленивой усмешки, он уважал военные таланты Ворона, но это не отменяло в нем легкой иронии: и все же он, мальчишка двадцати одного года, спас лучшего полководца на материке.
Ему перерезали горло во сне, отряд вооруженных вилами, кухонными ножами и ржавыми серпами крестьян, напал быстро и точно, у господ было золото, на которое всегда можно было купить чуть-чуть хлеба, чтобы дожить до весны. Господ много, господа разберутся, трупы зарывали за заднем дворе, и только под утро, когда суеверная крестьянка принесла на могилу образок, она увидела как над землей стоит господин, ну копия самого богатого, которого первым убили, стоит и улыбается. Она убежала призывая в помощь святых, а Джастин продолжал улыбаясь смотреть на могилу брата, скоро он снова обнимет своего Валентина.

У стен вечного города Волны встанут на защиту своего мира. Так было написано твердой рукой на полях древнегальтарских рукописей.
Четверых один призвал.

Эмиль Савиньяк держал Бордон в осаде уже столько времени, что потерял счет дням. Короткой и победоносной войны не получилось, и маршал писал отчеты, которые некому было отправлять, потому что еще не один гонец из Придды не вернулся. На четвертом порученце Эмиль просто перестал отправлять белые конверты. За спиной раскидывалась укутанная снегом Эпине. И Гайифа на этом фоне казалась Савиньяку просто Рассветными Садами. Он хотел войны и геройств, а выходило просто ждать, смотря на узкую речку протекавшую через город.
Первые отравления никто не заметил, когда сыну Арно стало плохо, он просто день выходил из своей палатки, только чтобы попрощаться сначала с содержимым своего желудка, а потом и с самим желудком. На второй день в лагере была паника. Трупный яд поражал точно и жестоко, Эмиль Савиньяк расплатился жизнью за перенятую у Рокэ привычку есть вместе с солдатами.
Бегущие в Эпине солдаты встречали смерть на вилах, никто не забыл смерти герцога Мориса, никто не хотел кормить мародеров.
Гайифа готовила наступление.

Ариго считает каждый шаг, они наступают уже почти вслепую. И это убивает. Но верней этого убивает вражеская пуля, раненный которой он падает на спину и смотрит в небо. Валентин не приедет соврать ему о том, что все будет хорошо. Никогда непроизнесенная ложь не станет правдой. Он умрет на второй день, в бреду рассказывая о реках полных крови.

Кошки этой зимой стали совсем редкими гостями в домах.
Робер падает с лошади медленно, словно во сне, умирающее животное падает сверху, ломая кости. Эпине кричит от боли, на его глаза непроизвольные слезы, которые от вытирает окровавленным рукавом. Карваль подбегает несколькими мгновениями позже.
- Никола, что случилось? - Слова вырываются из горла хрипом и кровью. Лошадь еще бьется в конвульсиях. Карваль поднимает пистолет.
Робер очень хочет подняться, но не может, ему чудится вкус гоганской индейки и смех Мэллит. Ему кажется, что у Карваля золотые волосы и серо-голубые глаза. Он не успевает попросить пощады. Николя спускает курок минутой раньше. Он давно куплен гайифским послом, он очень хочет графство у моря. Он очень устал закладывать свою жизнь за проржавевшую верность. Он облегченно выдыхает, и только резкая боль в груди заставляет его посмотреть вниз. Тупой меч пробил его кирасу, словно она была из дерева.
Никола падает к ногам своего герцога.
- Настоящий преданный пес умирает рядом, - Альдо разворачивается на каблуках и идет прочь к дворцу. Меч Раканов так тяжел.

У стен вечного города Молнии встанут на защиту своего мира. Так было написано твердой рукой на полях древнегальтарских рукописей.
Четверых один призвал

Левий поит Катари теплым шадди. У него горький привкус зимнего излома и терпкий аромат победы. Хранитель Нохи улыбается мягкой всепрощающей улыбкой святого, а Королева-регент поглаживает уже ставший большим живот, и про себя рассказывает своему сыну о том, что ничто и никто не встанет между ней и властью. Девочка на троне так любила алые ройи и алатские кружева. Королева-мать любит власть.

Дикон сидел в соседней комнате и смотрел на горящую свечу. Ночь он провел у гроба Альдо. Когда свеча догорит, яд подействует и его Королева будет вечно спать. Дурманящий аромат лилий преследовал его с могилы корованной шлюхи Рамиро-предателя. У нее были ярко-синие глаза, и тонкие длинные пальцы, она гладила Дикона по волосам, снимала жемчужные бусы со своей шеи и бросала их в ноги покойному королю, снимала кольца и надевала их на пальцы Дикону. Золотые молнии, выбитые на алых камнях, отражались в его серых глазах синим огнем. Ему было все равно.
Он идет к гробу шатаясь. Ему так жаль, что лилии не цветут в парках дворца, он хочет лежать в ногах своего Короля.

Альдо поднимается ему навстречу, мундир ослепляет своей пронзительной белизной. Ричард опускается на колени. Он готов служить своему королю.

У стен вечного города Скалы встанут на защиту своего мира. Так было написано твердой рукой на полях древнегальтарских рукописей.
Четверых один призвал.

Синеглазая приходит за герцогом Алвой сама, она целует спящего у его кровати Марселя, и Рокэ поднимается с абсолютно прямой спиной и вымученной улыбкой. Даже ему тяжело идти умирать.

У стен вечного города Ветра встанут на защиту своего мира. Так было написано твердой рукой на полях древнегальтарских рукописей.
Четверых один призвал.

Но Четверо и один мертвы, в могиле святой Октавии они собираются прощаться с обреченным миром, где вода закипит в реках, и молния ударит в каждый дом.
Раканам не суждено ступить на новый круг, а Повелителям защитить свой мир. Они просто смотрят, как он умирает.
Они пришли смотреть на Закат.