Герой команды: Валентин Придд
Тема: близкие люди
Рейтинг: PG
Дисклеймер: мир и персонажи принадлежат В. Камше
1. Фанфик: Брат?
читать дальшеАвтор: Pridd Team
Пейринг: Валентин Придд | Джастин Придд (?)
Саммари: Никто не должен оставаться один, и Волны прекрасно об этом помнят.
Излом-396, Васспард
За окном воет вьюга. Наследник герцогов Приддов стоит у окна и смотрит на снежное безумие, чувствуя себя так, будто он на улице в одной рубашке под порывами ледяного ветра. Холодно. Это дурацкое ощущение не оставляет его со смерти брата.
В свои шестнадцать лет он не обольщался насчет благородства окружающих и знал, как и от чьих рук погиб Юстиниан. Если взглянуть на ситуацию со стороны, учитывая все, начиная от некоей взбалмошности бывшего графа Васспарда и заканчивая далеко идущими последствиями, то решение герцога Вальтера можно понять. Понять, но не принять. Валентин не принимал – в гроб положили именно его брата… Спорить с отцом он, конечно же, не стал, как и высказывать свое мнение. Это было неразумно, бесполезно и только обострило бы и без того далеко не безоблачные отношения.
От разумных решений становится легче не сразу – и вот уже несколько месяцев он все время чувствует горечь и проклятый холод. Холод одиночества, каменных стен и фамильной сдержанности. Джастин никогда не вписывался в эту картину, не признавал норм и не скрывал теплых чувств к младшему. Может, именно поэтому Валентин верил ему больше, чем кому-либо. Верил и любил.
- Ну вот, стоило ненадолго отлучиться, и ты опять напоминаешь портреты предков выразительностью лица и дружелюбием, – чуть насмешливый голос разбивает тишину ночного замка.
- Джастин?!- Валентин резко разворачивается и отшатывается. Что? Как? Брат мертв, дважды мертв! Он лично упокоил выходца, следуя его же указаниям!
- Да не бойся ты! Не рад? Я тебе подарок хотел сделать… - Джастина почему-то развеселил такой прием, - Пришел вот.
- Но как?! – казавшееся ледяным сердце бешено колотится в груди, рвется на свободу сдерживаемая цепями разума надежда.
- О, это было непросто. – Знакомая улыбка на тонких бескровных губах, - Я долго упрашивал Создателя отпустить меня на пару часов - утешить младшего братишку...
- На пару часов?
- Ну да. Воскреснуть совсем мне не разрешили, уж извини.
Младший Придд падает в кресло и сжимает пальцами виски. Старший хмыкает и садится рядом на ковер, протягивая руки к огню.
- Знаешь, Тино… - в голосе – тепло, которого так не хватало. То особенное тепло, что может дать лишь один человек, - Никто не должен оставаться один, и Волны прекрасно об этом помнят. В ночь Зимнего Излома творятся чудеса, так почему бы мне ненадолго не вернуться с того света и не разделить праздник с тобой?
- Так не бывает.
- Еще и не так бывает, - ухмылка, родная и любимая, заставляет Валентина поверить, что рядом с ним сейчас действительно брат. – Только ты не спрашивай слишком много, не могу я ответить…
- Пожалуй, мне будет достаточно твоего присутствия.
- Что я слышу? Что бы сказал наш достопочтенный отец на столь откровенное проявление чувств?
Провокацию младший проигнорировал.
- Ну и ладно.
Они проговорили о ничего не значащих пустяках всю ночь, и граф Васспард живой грел свою душу о графа Васспарда мертвого. Конечно, Джастин посмеялся над этим, а Валентин просто наслаждался, снова оказавшись в обществе близкого человека, рядом с которым не надо было поддерживать фамильный образ. Которому можно верить. С которым можно смеяться.
Брат ушел ближе к утру, пообещав явиться через год и наказав не превращаться в ледышку в его отсутствие.
Те же слова, что и перед той конной прогулкой, закончившейся фатально. Раз над своей смертью смеется убитый, то почему бы живому тоже не прекратить относиться к ней, как к трагедии? Может, мертвому лучше знать?
Валентин заворачивается в одеяло и засыпает. Впервые за долгое время ему не холодно.
Излом-397, Лаик
Никогда в жизни Валентин Придд не ждал Зимнего Излома с таким нетерпением. Смешно – ребенком он относился к этому событию и полагающимся подаркам весьма сдержанно. Сейчас же его не волновали ни унылая атмосфера бывшего аббатства, ни холод и сквозняки, ни однокорытники.
Брат приходит за час до полуночи.
- Здравствуй, Тино! Как ты тут без меня?
Джастин появляется в углу комнаты, видимо, он действительно больше не выходец, и ему не требуется разрешение войти. Это успокаивает.
- Нормально.
- Загон все еще стоит? Странно, - наигранное недоумение в голосе.
- А что ему сделается? Я же не Алва.
Старший смеется, и как будто становится теплее.
- Кто тебе попался в однокашники? Друзей нашел?
- Нет.
- И почему же?
Валентин пожимает плечами.
- Придда может понять только Придд.
- Это просто отговорка, ты прекрасно это знаешь! – Юстиниан фыркает, как кошка.
- Это действительность. Я холодный спрут, а тут вокруг кабаны и олени.
- Неужели нет никого достойного?
- Есть.
- Но им больше по душе младший Савиньяк?
- Фамильное обаяние, куда мне тягаться.
- Ну и ладно, сам разберешься. Поиграем в снежки? – Джастин неожиданно меняет тему, оставляя попытки растрясти брата на нормальные ответы, и натыкается на непередаваемый взгляд статуи из церкви, вдруг ожившей и услышавшей предложение предаться грехопадению на алтаре.
- Ну что ты так на меня смотришь, а? Кто из нас живой? Ты что, вообще не развлекаешься? Очнись, братишка, тебе семнадцать! Рановато становиться чопорным стариканом. Так что давай одевайся, и пойдем на улицу.
- Нас услышат.
- Не услышат, не беспокойся. Хватит, хоть раз в год, но я просто обязан вносить в твою жизнь необходимую долю авантюр и сумасшествия.
Валентин испытывает смешанные чувства. С одной стороны, это так по-детски, а с другой – ну он же действительно был живым. Именно безумия ему не хватало, именно его он искал, когда тянулся к старшему брату. Он не умел так. Но… никто же не увидит?
А Джастин смеется в голос и смотрит, как младший неумело лепит снежки, будто пересиливая себя, ломая возведенные стены, несмело улыбается, как будто разучившись это делать. Пришедший из-за грани, он разбивает ледяную маску вежливого равнодушия Валентина своим смехом и ребяческими выходками, снежками в лицо и за шиворот, сбивая брата в снег и шутливо борясь с ним. И ему больно видеть, что семнадцатилетний мальчишка совсем не умеет отдаваться радости и отпускать на волю сдерживаемые эмоции. Бывший наследник Приддов обещает себе, что сделает все, что в его силах, чтобы Валентин не замерз изнутри. Снаружи – кошки с ней, с фамильной репутацией, но вот внутри… пусть он будет живым!
Они возвращаются в комнату младшего через полтора часа, довольные и улыбающиеся, и по пути Джастин уговаривает брата совершить тайную вылазку на кухню и приготовить себе горячего вина.
- Замечательный Зимний Излом получился, - Валентин сидит на постели, поджав ноги, и греет руки о глиняную кружку.
- Да, неплохо вышло. Жаль, что я тебе ничего в подарок дать не могу.
- Зачем мне подарок, когда ты пришел?
- Традиция! Засыпай уже, мне пора. Как старший брат строго тебе говорю: не вздумай опять статуей становиться. Надоело мне с тебя каждый раз пыль смахивать! Влюбись что ли, или врага себе найди. До встречи через год, веди себя плохо, не слушайся отца и почаще ввязывайся в авантюры!
Комната еще неделю хранит странное тепло, а потом сквозняки опять возвращаются на свое законное место.
Излом-398, Оллария
Генри Рокслей оказывается вполне достойным человеком, и Валентину нравится быть его оруженосцем. Пару раз мелькает мысль, что неплохо бы оказаться на месте Окделла, но он быстро ее давит, потому что не настолько жалок и не настолько нуждается в помощи, как этот слепой дурак. По непонятным причинам Ричард вызывает у графа Васспарда самые неприятные чувства, некоторое время это сильно беспокоит наследника Приддов, но, хорошо подумав, он решает, что Алва с этим никак не связан, это инстинктивное. Удовлетворившись тем, что его подсознание не хочет таким образом намекнуть на симпатию в Кэналлийскому Ворону, Валентин просто держится подальше от герцога Окделла, благо необходимости во встречах нет.
Он честно старается не превращаться в ледышку, вызывающую столько недовольства у старшего брата, но получается не очень. Он может вызывать уважение, но вот привязанность – не получается. Для этого нужно открыться, а воспитание не позволяет. Да и кому в Олларии он нужен со своей дружбой? Поэтому Валентин идет другим путем – начинает читать книги. Не исторические трактаты и прочее, а стихи и те биографии, авторы которых были человечнее других. Он ищет не знания и информацию, как раньше, а чувства и переживания. Поначалу он чувствует себя глупо, но Джастин этого хотел, а не выполнить просьбу единственного по-настоящему близкого существа в мире было для наследника Приддов немыслимо.
А еще он придумывает маленькую хитрость. Когда-то давно, слушая речь отца о подобающем поведении, он вообразил, что надевает на себя непроницаемую маску. Под маской тоже установилось ледяное спокойствие, и, видимо, именно соответствие маски сущности так не нравилось его старшему брату. Поначалу, представляя огонь костра под внешним равнодушием, он чувствовал себя дураком, но потом привык, и стал размышлять не только о будущих делах, но и о чем-нибудь менее серьезном. Вспоминал брата, лето в Васспарде, улыбающихся сестер и мать. Старался писать им не сухие письма-отчеты, а что-то более… живое.
В ночь Излома, ожидая Джастина, он как раз сочиняет очередное послание Ирэне, с трудом пытаясь разбавить вежливость некоторой толикой чувств.
- О, делаешь успехи! – за спиной раздается насмешливый родной голос.
- Здравствуй. Стараюсь вот. Как ты просил.
- Я рад, что мои пожелания имеют для тебя такое значение. А улыбаться не только в моем присутствии ты научился?
- Нет пока, - Валентин чуть изгибает губы, - но ты можешь меня об этом попросить.
- Невероятно! Ты шутишь! Действительно, ты изменился. Я рад!
- Все для тебя, брат.
- Это надо отметить!
- Я приготовил вино. Будешь пить?
- Почему бы и нет? Мне не обязательно, но вкус чувствовать я вполне могу. Разливай, выпьем за твое возвращение в мир живых!
- Я из него не уходил.
- Да что ты говоришь! Я и не заметил. Живые люди, они, знаешь ли, немного эмоциональнее. Да даже выходцы эмоциональнее тебя.
- Не вижу в эмоциях особой необходимости.
- И зря. Повзрослеешь – увидишь, не сомневайся. Это ты просто пока не понял.
- Опять нравоучения!
- Ну, кто-то же должен следить за твоим душевным здоровьем.
- Я здоров!
- Конечно. Только пульс не бьется.
- Бьется, - Валентин закатывает рукав и демонстрирует подрагивающую жилку на внутренней стороне запястья.
- Не умеешь ты образно мыслить.
- Умею. Вот смотри – и пришел в темную ночь к живому мертвый, волею Создателя отпущенный к ждавшей его душе, и захлопала радость в груди чаячьми крыльями, разлилось счастье безбрежным морем, и разделили они вечер, и…
Джастин хохочет.
- Выделываться ты образно умеешь, а не думать. Ну ничего, это тоже неплохо для начала. Ты, главное, не особо своим остроумием сверкай…
Валентин закатывает глаза.
- Ладно-ладно, прекращаю нравоучения. Как ты тут? Как тебе столица и придворная жизнь?
- Нормально. Ызаргов видел вот… в человеческом обличье.
- Ооо, и на ком твое образное мышление проснулось?
- На Ричарде Окделле.
- Почему?
- Не знаю. Не нравится он мне, и все. Его, кстати, герцог Алва в оруженосцы взял.
На упоминание о Вороне брат не реагирует никак.
- А еще что можешь сказать?
- Королева красива и умна, но играет сама за себя, Штанцлер просто умен, но ызарг, король – хороший человек, но определяющим качеством для правителя это не является.
- Я тебе не отец, опять ты изгаляешься.
- Привык.
- Ох, ладно, давай уж лучше пить. В снежки поиграть не получится, народу вокруг слишком много, а снега мало. Так что я буду тебе рассказывать сказки.
- Зачем мне сказки?
- Для романтики момента. Вылезай из кресла, посидим на шкуре у камина.
- Для романтики момента?
- Именно. Какой ты у меня умный…
Джастин корчит рожи и меняет тембр голоса, изображая выходцев, нечисть, благородных героев, принцесс и прочих персонажей, а Валентин в который раз думает, что на Зимний Излом получил в подарок счастье.
Излом-399 – Торка
Этот год многому научил молодого герцога. Потери, кровь, предательства и прочая мерзость мешались с древними тайнами, создавая ощущение вездесущей опасности. Он понял, зачем нужны эмоции, и… повзрослел? Наверное. Теперь он является герцогом Приддом, хозяином провинции, несет ответственность за множество людей.
На его глазах Манрики убивали его родственников, Создатель, как это было больно! До сих пор внутри все сжимается от воспоминаний. Он прошел через возвышение Альдо Ракана – избави Создатель от такого опыта! Он не просто демонстрировал фамильную холодность – он откровенно лгал, чего раньше за ним не водилось. Смотрел, как рушат гробницу Святой Октавии, оскверняют святыни, видел, как умирают ни в чем не повинные люди по воле сволочи в белом. Ему было больно. Он попытался все изменить, отбив Алву, но был отправлен в Торку в чине полковника.
Здесь было легче и свободнее, честнее. Ему нравилось находиться среди бергеров, да и вообще в армии, нравилось фехтовать, сидеть над картами.
Он многое узнал из книг в фамильной библиотеке, многое приобрел с опытом, и все так же ждал Зимний Излом.
Долгожданный гость появляется, как и в прошлые разы, ближе к полуночи. Валентин стоит у камина и вертит в руках нетронутый бокал вина, сердце колотится, как у влюбленного мальчишки. Он научился чувствовать жизнь, ее вкус, и вместе с этим умением пришли сомнения, тревоги, разные глупости, которые раньше напрочь отметала логика.
- Рад видеть тебя живым и здоровым.
- Взаимно.
- Знаешь, я наблюдал за тобой весь этот год и очень тобой горжусь. Ты справился со всем тем, что обрушилось на тебя, а ведь многих сильных людей хоронили под собой меньшие проблемы.
- Приятно слышать, - действительно, безумно приятно, - но я просто выполнял свой долг.
- Не у каждого бы хватило решимости, воли и, самое главное, ума пройти по такому пути, к тому же, я считаю, что окружающие обращают преступно мало внимания на твои заслуги. Да и ты своей манерой поведения отбиваешь у людей охоту тебя хвалить, - смешливая, легкая улыбка, - а так как меня ты выслушаешь, мой долг – сообщить тебе об этом.
Валентин усмехается, разглядывая своего гостя, поражаясь сам себе. Где вся его решимость? Как на конвой, везущий пленника нападать, так он герой, а как правду узнать – так кругами ходит. Ну же, это так просто - разжать внезапно пересохшие и ставшие непослушными губы, сказать одну-единственную фразу:
- Ты не Джастин.
Пришедший хмыкает, вздыхает и устраивается в кресле, поднимает взгляд изменившихся, чужих глаз. Спокойных, как темные омуты Хербсте.
- Да. Но он меня попросил, ты меня ждал – и я пришла. Никто не должен оставаться один, я говорила тебе это в первую нашу встречу.
Комнату заполняет вязкая тишина.
- Кто ты?
Черты меняются, будто подергивается рябью вода, и вот в кресле сидит, свернув хвост кольцами, полудевушка-полузмея. Человек и астэра смотрят друг на друга, долго, пристально, изучая и позволяя изучать. Проходит минута, другая, и создание Ушедших первой нарушает молчание.
- Это ведь ничего не меняет, - найери чуть запинается, но все же улыбается и продолжает, - брат?
2. Фанфик: без названия
читать дальшеАвтор: Pridd Team
Пейринг: Валентин Придд/Арно Сэ
Предупреждение: POV
- Валентин! – бодро стрекочет над ухом. – А помнишь, как Суза-Муза над Арамоной измывался? Забавно было, согласись!
Забавно – не то слово, милый. Я даже уверен, что ты все еще сомневаешься, я им был или еще кто, ведь честь, достоинство – как же мог Человек Чести опуститься до низменных и пошлых шуток в адрес своего учителя!.. Пускай он десять раз был свиньей, негодяем и мерзавцем. И кончил как свинья. Прости, дорогой мой Арно, особой любви к нашему коменданту я - как и все – не испытывал. И почтения у меня было к нему еще меньше, чем у других. Вероятно потому, что чем ты моложе, тем больше у тебя самомнения и гордости, а я в шестнадцать был – ледяное презрение и комок нервной семейной гордыни.
- Конечно, помню, - говорю, - Арно. Кто такое забудет?
Лаик место довольно мерзкое, стылое до ужаса, как будто по подземельям фамильного замка бродишь, а не по элитной школе королевства для отпрысков, простите за каламбур, элит – почище и погаже, кто где уродился. Все равно потом по результатам распределения получится – или из грязи в князи, или из князи в грязи. Опять же, кому как повезет.
И вот гнусно крадется граф Васспард по этим мерзким стылым коридорам, замыслив подлое, кощунственное, можно сказать, деяние – осмеять перед лицом всего цвета королевства Арнольда Арамону.
И получилось ведь, все тогда шепотом друг другу слухи из столицы передавали, а ниточки слухов тянулись, помнится, к вездесущему Окделлу, вокруг которого младший Савиньяк чуть ли не на задних лапках прыгал. Валентин вообще замечал, что есть в этом очаровательном существе с логикой истинно оленьей такое свойство – быть восторженным щенком.
- Ну, мало ли. - Вот, щенок виновато свесил уши. Иногда очень хочется потрепать его по светлой голове и ласково что-нибудь сказать, чтобы он снова завилял хвостом и преданно посмотрел в глаза. Лапу там дал, или что еще послушные собаки делают?
Отец не одобрял домашних животных в доме, кроме породистых коней, конечно же, да охотничьих борзых, но о последних заботились на псарне и конюшне.
Наверстываю теперь, значит, упущенное. Воспитываю. И он меня немного.
- А как ездили в том месяце к Лионелю? – вдруг подскакивает Арно.
Как такое забудешь. И твой вздорный второй брат все время язвил, что мы старая женатая пара, а все девицы королевства напрасно выпрыгивают из корсетов при звуке моих шагов. Нет, спасибо, мне не нужны дамы, выпрыгнувшие из корсетов. В них, впрочем, тоже.
- И еще они рассказывали о том, как Арамона пытался строить герцога Алву. Смешно, правда?
Школа – это такое место, которое простые крестьянские дети посещают регулярно несколько лет подряд. Предполагается, что именно там формируется характер, появляются настоящие друзья… Ну, и весь подобный романтический бред.
У Валентина Придда не было друзей, только случайные ничего не значащие связи с людьми более или менее соответствующими ему по положению в обществе.
Если ты Придд, ты не имеешь права на ошибку. Ты не можешь быть не достоин чести своей семьи. Ты не можешь…
Длинный перечень пунктов. Их никто никогда не озвучивал, но они сквозили в каждом жесте герцога, в каждом брошенном мимолетно взгляде на отпрысков.
- Ты должен быть лучшим, сын, ты понимаешь это, я надеюсь, - говорит Вальтер перед тем, как Валентин отправляется в Лаик.
У него никогда не будет там друзей. В семье Приддов не умеют дружить. Но у него будет свой характер. О, этот характер!.. Лаик еще не видала такого выпускника.
Вечер воспоминаний – сентиментальная бессмысленная ерунда. Арно сопит тихо в кресле, а я смотрю на него – и думаю. О разном, но по большей части о школьном прошлом, и о том, сколько воды утекло с тех пор.
Я успел сменить кожу несколько раз, наверное. Как змеи сбрасывают старую, у меня что-то похожее было. Каждое изменение выворачивало наизнанку, каждая новая привязанность все больше отдаляла меня от семейной гордости и всего того, чем так дорожил отец.
Нам нет равных – мы выше всех. Нельзя показывать свои слабости никому, подчиняться, быть в услужении… Отец, вас не было на войне, вы не прыгали по льдинам – отец, что вообще вы знали о реальном мире?
В Лаик снятся плохие сны. Может быть, это оттого, что там вообще место такое – нехорошее, особенное какое-то.
Валентин всегда спал мало, а тут стал еще меньше, потому что и не хотелось, и противно как-то было, и занятия тогда находились поинтереснее. Например, думать. Когда тебе шестнадцать, размышления кажутся очень весомой составляющей всего сущего.
Особенно если ты – школьный герой. Вроде бы и не полагается радоваться, но все-таки льстит безумно. Поэтому и крадется темными ночами по отсыревшим коридорам замысливший гнусное юный граф Васспард.
А шуму-то было!..
Оглядываясь куда-то назад, я могу точно сказать одно: раньше я был самодовольным занудой. Сейчас я кажусь себе более состоятельным человеком, но, наверное, еще лет через десять я посмотрю на себя сегодняшнего, и мне станет горько от этого зрелища. Еще горше должно стать от себя шестнадцатилетнего – высокомерного маленького засранца, у которого нет друзей, даже товарищей каких-то, потому что все ведь недостойные, а я один стою с краю – не в белом, уже хорошо.
Я смотрю назад и чувствую огромную благодарность генералу Ариго. И Арно, тебе, мой непоседливый надоедливый друг. И всем, кто прошел следом за вами по проложенной тропинке - без вас всех я стал бы ничуть не лучше Арамоны.
Самому не по себе, а что поделать? Я сейчас – комок семейной гордости и спокойствия. Ну, кто-то же должен, как говорится.
Унарство – довольно мерзкая часть юности каждого дворянина в Талиге. У Валентина оно было скрашено Ричардом Окделлом – право слово, наблюдение за этим молодым дарованием, надеждой и красой Людей Чести, а именно – Штанцлера, было прелюбопытнейшим занятием. Особенно его наивная и искренняя вера в то, что он, Валентин, такой же.
Ну да, Валентин Васспард тоже человек – правда, чести. Своей собственной, возможно, не такой известной, как пресловутая талигойская, но тоже ничего так.
Зато весело было. Тогда – не было, а сейчас весело, тогда был скорее просто спортивный интерес.
- Эй, ты чего? – Арно с трудом приоткрывает глаза. Я усмехаюсь легко, знаю, он любит, когда я так делаю – говорит, это почти как улыбка. – Сколько времени-то?
Я оборачиваюсь, и в это же время часы бьют полночь. Очень вовремя, надо сказать.
- Я пошел спать. - Он встает и бредет потерянно как-то.
У всех людей бывает сентиментальное настроение. И вот смотрю я на эти ссутуленные плечи и поникшую голову, и внутри меня что-то стремительно тает, и тепло еще такое внутри разливается, очень наивное, но не как в дурных книжках про любовь – а по-хорошему так, искренне. Не нежность, а что-то более незатасканное, пожалуй.
Нелинейный вариант развития событий: Вальтер Придд, боясь, что и младшего сына придется хоронить, потому что столица испортила, оставляет Валентина дома.
До свадьбы, назначенной родителями, Валентин, пожалуй, не доживает, потому что война разоряет Придду и уносит жизни.
Он погибает в родном замке, стариком в теле молодого мужчины, и с точки зрения всех сочувствующих – что может быть хуже?
И я тоже иду спать. А что мне еще делать-то? Ведь вот он, мой свет в дверном проеме: стоит и отсвечивает бледным золотом.
- Спасибо, - говорю, когда догоняю Арно. – За все.
Он смотрит мутным осоловевшим взглядом, не понимает. Все как обычно, в общем-то.
3. Рисунок.
читать дальше
4. Рисунок.
читать дальше
5. Фанфик: Ложка меда
читать дальшеАвтор: Pridd Team
Персонажи: Валентин Придд, Джастин Придд... и еще немного Приддов
Саммари: Однажды весной они поссорились.
Валентин не помнил своих дней рождений. То есть, чисто теоретически, они были, но в семье Приддов отмечать подобное не было принято. Он смутно помнил только, что когда родился младший брат, собрались гости и все поздравляли мать.
Он даже смутно помнил саму мать, как будто кто-то стер его родителей из памяти. Какие-то разрозненные образы – каштановые косы, припудренные сединой, серые уставшие глаза и светло-серые платья. Мать всегда ходила в сером, как вдова, и у нее еще были сережки с фиолетовыми камушками. Валентин это точно знал, потому что когда Ирэна выходила замуж, мать отдала их ей, как приданное.
Детство в Старой Придде – не очень веселое занятие, но очень образованное. Он научился ездить верхом примерно тогда же, когда и ходить, и они с Джастином устраивали заезды наперегонки, когда удавалось уговорить учителей не рассказывать об этом отцу.
От отца осталось больше воспоминаний, но они не были особо приятными. Вальтер Придд был человеком этикета и мнения. Суровый педант, который во всем любил совершенство и не любил всего остального… Честь семьи была превыше всего. Лицо семьи. Они должны быть безупречны в глазах других. Женихов дочерям Вальтер подбирал очень тщательно, Джастин шутил еще, что – надо в зубы смотреть, в зубы!.. Как лошадям.
Джастин вообще был ненормальным Приддом с точки зрения отца. Слишком непоследливый, слишком шумный и взбалмошный, неправильный ребенок. Его слышно, но не видно, или и не слышно, и не видно, и неизвестно, что хуже. Потому что услышать можно и позже, а потом заказывай новое витражное окно в залу…
Для маленького Валентина старший брат был героем. Младший был чересчур болезненным, мать держала его при себе все как-то больше, так что они его почти не знали. Как будто не родной, а какой-то сын дядюшек-тетушек, которые приезжают раз в полгода церемонно поговорить о политике, погоде и урожае.
Он вытаскивал его из уютной раковины и дразнил улиткой. Если честно, то это было немного обидно, но и в то же время грело сердце как-то. Дети хотя быть любимыми, но и это тоже не было принято. Детей не надо любить, детей надо воспитывать – это был девиз Вальтера Придда.
Однажды весной, когда Валентину шел десятый год, они с Джастином поссорились. Из-за какой-то ерунды, если честно, какой именно – годы стерли, да и потом, важное не забывается, особенно если это детские обиды.
И началось, ох, что тогда началось!.. Холодные, презрительные взгляды (ну, это они так думали, тщательно стараясь подражать отцу, но со стороны все выглядело препотешно), церемонные раскланивания при встречах, демонстративные разворачивания в коридорах… Смешное время было, правда, слякотное – снег таял долго и мучительно той весной, навалило за зиму его огромное количество, реки разлились, дороги размыло, и они все оказались практически заперты в замке.
Джастин бродил мрачнее тучи – как же, четырнадцать лет, кровь кипит, глаза горят, и еще задор юношесткий изо всех щелей лезет, и в то же время – детская обида. А потом Валентин слег. В замке было холодно, отвратительно просто, камины и печи никак не могли нормально протопить замок, подвалы которого заливала вода.
Несколько дней мальчик лежал в бреду, няньки, которых собрали у постели Валентина, шептались, что заберет к себе Создатель дитятко, господин еще такой молодой, хорошенький, серьезный, глазки серенькие, ручки тонкие, жалость-то, жалость-то какая!... И прочие причитания нянюшек, которые есть в их запасе.
Потом миновал кризис, и Валентин пошел на поправку. Но все эти несколько дней Джастин сидел у его постели и чуть ли не за руку держал, был готов бежать за любым пузырьком, на который укажут доктора, да и в ночь, когда наступил кризис, был совершенно серьезно готов продать душу Леворукому, чтобы все было хорошо. Но все и так стало хорошо, и Джастин даже немного расстроился – такой шанс упустил увидеть Повелителя Кошек!
Когда Валентин более или менее пришел в себя, брат спешно покинул место у его кровати, вспомнив, что они в ссоре. Ну ведь и правда, как-то несерьезно выходит, они в ссоре, а он тут сидит! Непорядок.
Весна прошла в сердитом пыхтении, короче. Лето наступило рано, солнце быстро высушило всю грязь и снова стало можно выезжать из замка на прогулки. Понятное дело, Валентин и Джастин демонстративно ездили в разные стороны (и у каждого была своя толпа сопровождающих, для порядочности-то, как же без них!).
Маршруты были все в округе изучены, а поэтому негласно выбрать такие, чтобы не пересекаться, труда не составило, и потом, так даже проще – ездить по четкому маршруту! Маленький Валентин ужасно любил, чтобы все было точно, в его комнате царил совершенно нехарактерный для десятилетнего ребенка порядок, который он поддерживал без видимой помощи слуг.
Однажды спокойный и уравновешенный конь, на котором ездил Валентин, понес. Ну и как-то так получилось, что сопроводительная свита была довольно далеко, и пока он сумел как-то спрыгнуть с коня, то понял, что заблудился.
Нет, это не было великое приключение. Это был великий страх, потому что оказаться одному посреди пускай даже знакомого леса, но в неизвестной части этого леса, десятилетнему Валентину было ужасно. Он звал на помощь, пытаясь идти в ту сторону, откуда попал туда, но все было напрасно. Каким-то необыкновенным чудом мальчик добрался до озерца, в котором они с Джастином иногда купались и поили лошадей.
Свернувшись под деревом, уставший и бесконечно печальный Валентин задремал, и ему снилось, что он видит выход из леса. А потом понял, что кто-то суматошно его трясет за плечи. Разлепив покрасневшие глаза, он увидел Джастина и позорнейшим образом разревелся, повиснув у него на шее.
- Ну, тихо, - храбро заявил Джастин, который сам не так давно был готов заплакать от обиды – вот был бы он рядом!.. Да он бы!.. Да разве!.. – Я тебя нашел, и все теперь будет хорошо. Пошли.
Валентин только доверчиво хлюпнул носом. Невероятное зрелище по нынешним временам – Валентин Придд, утирающий нос рукавом. Джастин думал примерно так же, и отношение отцовское к слезам, пускай даже у сестре, знал прекрасно. Зареванному Валентину нечего делать дома: разве можно потерять лицо!
Посему тут же в озерце Валентин тщательно умыл лицо, и только после этого они начали победный путь домой. Ссоры как будто и не было, потому что ну как-то после такого не солидно сердиться совсем, потому что уже тогда никто и не помнил, из-за чего размолвка-то вышло, а раз так – то бессмысленно как-то получается.
- Держи, - таинственным шепотом сказал вечером Джастин Валнтину, торжественно вручая тому книжку. – В деревне выменял, давно уже… Но сам понимаешь.
И Валентин серьезно кивнул, глядя внимательно серыми глазищами.
Тема: близкие люди
Рейтинг: PG
Дисклеймер: мир и персонажи принадлежат В. Камше
1. Фанфик: Брат?
читать дальшеАвтор: Pridd Team
Пейринг: Валентин Придд | Джастин Придд (?)
Саммари: Никто не должен оставаться один, и Волны прекрасно об этом помнят.
Излом-396, Васспард
За окном воет вьюга. Наследник герцогов Приддов стоит у окна и смотрит на снежное безумие, чувствуя себя так, будто он на улице в одной рубашке под порывами ледяного ветра. Холодно. Это дурацкое ощущение не оставляет его со смерти брата.
В свои шестнадцать лет он не обольщался насчет благородства окружающих и знал, как и от чьих рук погиб Юстиниан. Если взглянуть на ситуацию со стороны, учитывая все, начиная от некоей взбалмошности бывшего графа Васспарда и заканчивая далеко идущими последствиями, то решение герцога Вальтера можно понять. Понять, но не принять. Валентин не принимал – в гроб положили именно его брата… Спорить с отцом он, конечно же, не стал, как и высказывать свое мнение. Это было неразумно, бесполезно и только обострило бы и без того далеко не безоблачные отношения.
От разумных решений становится легче не сразу – и вот уже несколько месяцев он все время чувствует горечь и проклятый холод. Холод одиночества, каменных стен и фамильной сдержанности. Джастин никогда не вписывался в эту картину, не признавал норм и не скрывал теплых чувств к младшему. Может, именно поэтому Валентин верил ему больше, чем кому-либо. Верил и любил.
- Ну вот, стоило ненадолго отлучиться, и ты опять напоминаешь портреты предков выразительностью лица и дружелюбием, – чуть насмешливый голос разбивает тишину ночного замка.
- Джастин?!- Валентин резко разворачивается и отшатывается. Что? Как? Брат мертв, дважды мертв! Он лично упокоил выходца, следуя его же указаниям!
- Да не бойся ты! Не рад? Я тебе подарок хотел сделать… - Джастина почему-то развеселил такой прием, - Пришел вот.
- Но как?! – казавшееся ледяным сердце бешено колотится в груди, рвется на свободу сдерживаемая цепями разума надежда.
- О, это было непросто. – Знакомая улыбка на тонких бескровных губах, - Я долго упрашивал Создателя отпустить меня на пару часов - утешить младшего братишку...
- На пару часов?
- Ну да. Воскреснуть совсем мне не разрешили, уж извини.
Младший Придд падает в кресло и сжимает пальцами виски. Старший хмыкает и садится рядом на ковер, протягивая руки к огню.
- Знаешь, Тино… - в голосе – тепло, которого так не хватало. То особенное тепло, что может дать лишь один человек, - Никто не должен оставаться один, и Волны прекрасно об этом помнят. В ночь Зимнего Излома творятся чудеса, так почему бы мне ненадолго не вернуться с того света и не разделить праздник с тобой?
- Так не бывает.
- Еще и не так бывает, - ухмылка, родная и любимая, заставляет Валентина поверить, что рядом с ним сейчас действительно брат. – Только ты не спрашивай слишком много, не могу я ответить…
- Пожалуй, мне будет достаточно твоего присутствия.
- Что я слышу? Что бы сказал наш достопочтенный отец на столь откровенное проявление чувств?
Провокацию младший проигнорировал.
- Ну и ладно.
Они проговорили о ничего не значащих пустяках всю ночь, и граф Васспард живой грел свою душу о графа Васспарда мертвого. Конечно, Джастин посмеялся над этим, а Валентин просто наслаждался, снова оказавшись в обществе близкого человека, рядом с которым не надо было поддерживать фамильный образ. Которому можно верить. С которым можно смеяться.
Брат ушел ближе к утру, пообещав явиться через год и наказав не превращаться в ледышку в его отсутствие.
Те же слова, что и перед той конной прогулкой, закончившейся фатально. Раз над своей смертью смеется убитый, то почему бы живому тоже не прекратить относиться к ней, как к трагедии? Может, мертвому лучше знать?
Валентин заворачивается в одеяло и засыпает. Впервые за долгое время ему не холодно.
Излом-397, Лаик
Никогда в жизни Валентин Придд не ждал Зимнего Излома с таким нетерпением. Смешно – ребенком он относился к этому событию и полагающимся подаркам весьма сдержанно. Сейчас же его не волновали ни унылая атмосфера бывшего аббатства, ни холод и сквозняки, ни однокорытники.
Брат приходит за час до полуночи.
- Здравствуй, Тино! Как ты тут без меня?
Джастин появляется в углу комнаты, видимо, он действительно больше не выходец, и ему не требуется разрешение войти. Это успокаивает.
- Нормально.
- Загон все еще стоит? Странно, - наигранное недоумение в голосе.
- А что ему сделается? Я же не Алва.
Старший смеется, и как будто становится теплее.
- Кто тебе попался в однокашники? Друзей нашел?
- Нет.
- И почему же?
Валентин пожимает плечами.
- Придда может понять только Придд.
- Это просто отговорка, ты прекрасно это знаешь! – Юстиниан фыркает, как кошка.
- Это действительность. Я холодный спрут, а тут вокруг кабаны и олени.
- Неужели нет никого достойного?
- Есть.
- Но им больше по душе младший Савиньяк?
- Фамильное обаяние, куда мне тягаться.
- Ну и ладно, сам разберешься. Поиграем в снежки? – Джастин неожиданно меняет тему, оставляя попытки растрясти брата на нормальные ответы, и натыкается на непередаваемый взгляд статуи из церкви, вдруг ожившей и услышавшей предложение предаться грехопадению на алтаре.
- Ну что ты так на меня смотришь, а? Кто из нас живой? Ты что, вообще не развлекаешься? Очнись, братишка, тебе семнадцать! Рановато становиться чопорным стариканом. Так что давай одевайся, и пойдем на улицу.
- Нас услышат.
- Не услышат, не беспокойся. Хватит, хоть раз в год, но я просто обязан вносить в твою жизнь необходимую долю авантюр и сумасшествия.
Валентин испытывает смешанные чувства. С одной стороны, это так по-детски, а с другой – ну он же действительно был живым. Именно безумия ему не хватало, именно его он искал, когда тянулся к старшему брату. Он не умел так. Но… никто же не увидит?
А Джастин смеется в голос и смотрит, как младший неумело лепит снежки, будто пересиливая себя, ломая возведенные стены, несмело улыбается, как будто разучившись это делать. Пришедший из-за грани, он разбивает ледяную маску вежливого равнодушия Валентина своим смехом и ребяческими выходками, снежками в лицо и за шиворот, сбивая брата в снег и шутливо борясь с ним. И ему больно видеть, что семнадцатилетний мальчишка совсем не умеет отдаваться радости и отпускать на волю сдерживаемые эмоции. Бывший наследник Приддов обещает себе, что сделает все, что в его силах, чтобы Валентин не замерз изнутри. Снаружи – кошки с ней, с фамильной репутацией, но вот внутри… пусть он будет живым!
Они возвращаются в комнату младшего через полтора часа, довольные и улыбающиеся, и по пути Джастин уговаривает брата совершить тайную вылазку на кухню и приготовить себе горячего вина.
- Замечательный Зимний Излом получился, - Валентин сидит на постели, поджав ноги, и греет руки о глиняную кружку.
- Да, неплохо вышло. Жаль, что я тебе ничего в подарок дать не могу.
- Зачем мне подарок, когда ты пришел?
- Традиция! Засыпай уже, мне пора. Как старший брат строго тебе говорю: не вздумай опять статуей становиться. Надоело мне с тебя каждый раз пыль смахивать! Влюбись что ли, или врага себе найди. До встречи через год, веди себя плохо, не слушайся отца и почаще ввязывайся в авантюры!
Комната еще неделю хранит странное тепло, а потом сквозняки опять возвращаются на свое законное место.
Излом-398, Оллария
Генри Рокслей оказывается вполне достойным человеком, и Валентину нравится быть его оруженосцем. Пару раз мелькает мысль, что неплохо бы оказаться на месте Окделла, но он быстро ее давит, потому что не настолько жалок и не настолько нуждается в помощи, как этот слепой дурак. По непонятным причинам Ричард вызывает у графа Васспарда самые неприятные чувства, некоторое время это сильно беспокоит наследника Приддов, но, хорошо подумав, он решает, что Алва с этим никак не связан, это инстинктивное. Удовлетворившись тем, что его подсознание не хочет таким образом намекнуть на симпатию в Кэналлийскому Ворону, Валентин просто держится подальше от герцога Окделла, благо необходимости во встречах нет.
Он честно старается не превращаться в ледышку, вызывающую столько недовольства у старшего брата, но получается не очень. Он может вызывать уважение, но вот привязанность – не получается. Для этого нужно открыться, а воспитание не позволяет. Да и кому в Олларии он нужен со своей дружбой? Поэтому Валентин идет другим путем – начинает читать книги. Не исторические трактаты и прочее, а стихи и те биографии, авторы которых были человечнее других. Он ищет не знания и информацию, как раньше, а чувства и переживания. Поначалу он чувствует себя глупо, но Джастин этого хотел, а не выполнить просьбу единственного по-настоящему близкого существа в мире было для наследника Приддов немыслимо.
А еще он придумывает маленькую хитрость. Когда-то давно, слушая речь отца о подобающем поведении, он вообразил, что надевает на себя непроницаемую маску. Под маской тоже установилось ледяное спокойствие, и, видимо, именно соответствие маски сущности так не нравилось его старшему брату. Поначалу, представляя огонь костра под внешним равнодушием, он чувствовал себя дураком, но потом привык, и стал размышлять не только о будущих делах, но и о чем-нибудь менее серьезном. Вспоминал брата, лето в Васспарде, улыбающихся сестер и мать. Старался писать им не сухие письма-отчеты, а что-то более… живое.
В ночь Излома, ожидая Джастина, он как раз сочиняет очередное послание Ирэне, с трудом пытаясь разбавить вежливость некоторой толикой чувств.
- О, делаешь успехи! – за спиной раздается насмешливый родной голос.
- Здравствуй. Стараюсь вот. Как ты просил.
- Я рад, что мои пожелания имеют для тебя такое значение. А улыбаться не только в моем присутствии ты научился?
- Нет пока, - Валентин чуть изгибает губы, - но ты можешь меня об этом попросить.
- Невероятно! Ты шутишь! Действительно, ты изменился. Я рад!
- Все для тебя, брат.
- Это надо отметить!
- Я приготовил вино. Будешь пить?
- Почему бы и нет? Мне не обязательно, но вкус чувствовать я вполне могу. Разливай, выпьем за твое возвращение в мир живых!
- Я из него не уходил.
- Да что ты говоришь! Я и не заметил. Живые люди, они, знаешь ли, немного эмоциональнее. Да даже выходцы эмоциональнее тебя.
- Не вижу в эмоциях особой необходимости.
- И зря. Повзрослеешь – увидишь, не сомневайся. Это ты просто пока не понял.
- Опять нравоучения!
- Ну, кто-то же должен следить за твоим душевным здоровьем.
- Я здоров!
- Конечно. Только пульс не бьется.
- Бьется, - Валентин закатывает рукав и демонстрирует подрагивающую жилку на внутренней стороне запястья.
- Не умеешь ты образно мыслить.
- Умею. Вот смотри – и пришел в темную ночь к живому мертвый, волею Создателя отпущенный к ждавшей его душе, и захлопала радость в груди чаячьми крыльями, разлилось счастье безбрежным морем, и разделили они вечер, и…
Джастин хохочет.
- Выделываться ты образно умеешь, а не думать. Ну ничего, это тоже неплохо для начала. Ты, главное, не особо своим остроумием сверкай…
Валентин закатывает глаза.
- Ладно-ладно, прекращаю нравоучения. Как ты тут? Как тебе столица и придворная жизнь?
- Нормально. Ызаргов видел вот… в человеческом обличье.
- Ооо, и на ком твое образное мышление проснулось?
- На Ричарде Окделле.
- Почему?
- Не знаю. Не нравится он мне, и все. Его, кстати, герцог Алва в оруженосцы взял.
На упоминание о Вороне брат не реагирует никак.
- А еще что можешь сказать?
- Королева красива и умна, но играет сама за себя, Штанцлер просто умен, но ызарг, король – хороший человек, но определяющим качеством для правителя это не является.
- Я тебе не отец, опять ты изгаляешься.
- Привык.
- Ох, ладно, давай уж лучше пить. В снежки поиграть не получится, народу вокруг слишком много, а снега мало. Так что я буду тебе рассказывать сказки.
- Зачем мне сказки?
- Для романтики момента. Вылезай из кресла, посидим на шкуре у камина.
- Для романтики момента?
- Именно. Какой ты у меня умный…
Джастин корчит рожи и меняет тембр голоса, изображая выходцев, нечисть, благородных героев, принцесс и прочих персонажей, а Валентин в который раз думает, что на Зимний Излом получил в подарок счастье.
Излом-399 – Торка
Этот год многому научил молодого герцога. Потери, кровь, предательства и прочая мерзость мешались с древними тайнами, создавая ощущение вездесущей опасности. Он понял, зачем нужны эмоции, и… повзрослел? Наверное. Теперь он является герцогом Приддом, хозяином провинции, несет ответственность за множество людей.
На его глазах Манрики убивали его родственников, Создатель, как это было больно! До сих пор внутри все сжимается от воспоминаний. Он прошел через возвышение Альдо Ракана – избави Создатель от такого опыта! Он не просто демонстрировал фамильную холодность – он откровенно лгал, чего раньше за ним не водилось. Смотрел, как рушат гробницу Святой Октавии, оскверняют святыни, видел, как умирают ни в чем не повинные люди по воле сволочи в белом. Ему было больно. Он попытался все изменить, отбив Алву, но был отправлен в Торку в чине полковника.
Здесь было легче и свободнее, честнее. Ему нравилось находиться среди бергеров, да и вообще в армии, нравилось фехтовать, сидеть над картами.
Он многое узнал из книг в фамильной библиотеке, многое приобрел с опытом, и все так же ждал Зимний Излом.
Долгожданный гость появляется, как и в прошлые разы, ближе к полуночи. Валентин стоит у камина и вертит в руках нетронутый бокал вина, сердце колотится, как у влюбленного мальчишки. Он научился чувствовать жизнь, ее вкус, и вместе с этим умением пришли сомнения, тревоги, разные глупости, которые раньше напрочь отметала логика.
- Рад видеть тебя живым и здоровым.
- Взаимно.
- Знаешь, я наблюдал за тобой весь этот год и очень тобой горжусь. Ты справился со всем тем, что обрушилось на тебя, а ведь многих сильных людей хоронили под собой меньшие проблемы.
- Приятно слышать, - действительно, безумно приятно, - но я просто выполнял свой долг.
- Не у каждого бы хватило решимости, воли и, самое главное, ума пройти по такому пути, к тому же, я считаю, что окружающие обращают преступно мало внимания на твои заслуги. Да и ты своей манерой поведения отбиваешь у людей охоту тебя хвалить, - смешливая, легкая улыбка, - а так как меня ты выслушаешь, мой долг – сообщить тебе об этом.
Валентин усмехается, разглядывая своего гостя, поражаясь сам себе. Где вся его решимость? Как на конвой, везущий пленника нападать, так он герой, а как правду узнать – так кругами ходит. Ну же, это так просто - разжать внезапно пересохшие и ставшие непослушными губы, сказать одну-единственную фразу:
- Ты не Джастин.
Пришедший хмыкает, вздыхает и устраивается в кресле, поднимает взгляд изменившихся, чужих глаз. Спокойных, как темные омуты Хербсте.
- Да. Но он меня попросил, ты меня ждал – и я пришла. Никто не должен оставаться один, я говорила тебе это в первую нашу встречу.
Комнату заполняет вязкая тишина.
- Кто ты?
Черты меняются, будто подергивается рябью вода, и вот в кресле сидит, свернув хвост кольцами, полудевушка-полузмея. Человек и астэра смотрят друг на друга, долго, пристально, изучая и позволяя изучать. Проходит минута, другая, и создание Ушедших первой нарушает молчание.
- Это ведь ничего не меняет, - найери чуть запинается, но все же улыбается и продолжает, - брат?
2. Фанфик: без названия
читать дальшеАвтор: Pridd Team
Пейринг: Валентин Придд/Арно Сэ
Предупреждение: POV
- Валентин! – бодро стрекочет над ухом. – А помнишь, как Суза-Муза над Арамоной измывался? Забавно было, согласись!
Забавно – не то слово, милый. Я даже уверен, что ты все еще сомневаешься, я им был или еще кто, ведь честь, достоинство – как же мог Человек Чести опуститься до низменных и пошлых шуток в адрес своего учителя!.. Пускай он десять раз был свиньей, негодяем и мерзавцем. И кончил как свинья. Прости, дорогой мой Арно, особой любви к нашему коменданту я - как и все – не испытывал. И почтения у меня было к нему еще меньше, чем у других. Вероятно потому, что чем ты моложе, тем больше у тебя самомнения и гордости, а я в шестнадцать был – ледяное презрение и комок нервной семейной гордыни.
- Конечно, помню, - говорю, - Арно. Кто такое забудет?
Лаик место довольно мерзкое, стылое до ужаса, как будто по подземельям фамильного замка бродишь, а не по элитной школе королевства для отпрысков, простите за каламбур, элит – почище и погаже, кто где уродился. Все равно потом по результатам распределения получится – или из грязи в князи, или из князи в грязи. Опять же, кому как повезет.
И вот гнусно крадется граф Васспард по этим мерзким стылым коридорам, замыслив подлое, кощунственное, можно сказать, деяние – осмеять перед лицом всего цвета королевства Арнольда Арамону.
И получилось ведь, все тогда шепотом друг другу слухи из столицы передавали, а ниточки слухов тянулись, помнится, к вездесущему Окделлу, вокруг которого младший Савиньяк чуть ли не на задних лапках прыгал. Валентин вообще замечал, что есть в этом очаровательном существе с логикой истинно оленьей такое свойство – быть восторженным щенком.
- Ну, мало ли. - Вот, щенок виновато свесил уши. Иногда очень хочется потрепать его по светлой голове и ласково что-нибудь сказать, чтобы он снова завилял хвостом и преданно посмотрел в глаза. Лапу там дал, или что еще послушные собаки делают?
Отец не одобрял домашних животных в доме, кроме породистых коней, конечно же, да охотничьих борзых, но о последних заботились на псарне и конюшне.
Наверстываю теперь, значит, упущенное. Воспитываю. И он меня немного.
- А как ездили в том месяце к Лионелю? – вдруг подскакивает Арно.
Как такое забудешь. И твой вздорный второй брат все время язвил, что мы старая женатая пара, а все девицы королевства напрасно выпрыгивают из корсетов при звуке моих шагов. Нет, спасибо, мне не нужны дамы, выпрыгнувшие из корсетов. В них, впрочем, тоже.
- И еще они рассказывали о том, как Арамона пытался строить герцога Алву. Смешно, правда?
Школа – это такое место, которое простые крестьянские дети посещают регулярно несколько лет подряд. Предполагается, что именно там формируется характер, появляются настоящие друзья… Ну, и весь подобный романтический бред.
У Валентина Придда не было друзей, только случайные ничего не значащие связи с людьми более или менее соответствующими ему по положению в обществе.
Если ты Придд, ты не имеешь права на ошибку. Ты не можешь быть не достоин чести своей семьи. Ты не можешь…
Длинный перечень пунктов. Их никто никогда не озвучивал, но они сквозили в каждом жесте герцога, в каждом брошенном мимолетно взгляде на отпрысков.
- Ты должен быть лучшим, сын, ты понимаешь это, я надеюсь, - говорит Вальтер перед тем, как Валентин отправляется в Лаик.
У него никогда не будет там друзей. В семье Приддов не умеют дружить. Но у него будет свой характер. О, этот характер!.. Лаик еще не видала такого выпускника.
Вечер воспоминаний – сентиментальная бессмысленная ерунда. Арно сопит тихо в кресле, а я смотрю на него – и думаю. О разном, но по большей части о школьном прошлом, и о том, сколько воды утекло с тех пор.
Я успел сменить кожу несколько раз, наверное. Как змеи сбрасывают старую, у меня что-то похожее было. Каждое изменение выворачивало наизнанку, каждая новая привязанность все больше отдаляла меня от семейной гордости и всего того, чем так дорожил отец.
Нам нет равных – мы выше всех. Нельзя показывать свои слабости никому, подчиняться, быть в услужении… Отец, вас не было на войне, вы не прыгали по льдинам – отец, что вообще вы знали о реальном мире?
В Лаик снятся плохие сны. Может быть, это оттого, что там вообще место такое – нехорошее, особенное какое-то.
Валентин всегда спал мало, а тут стал еще меньше, потому что и не хотелось, и противно как-то было, и занятия тогда находились поинтереснее. Например, думать. Когда тебе шестнадцать, размышления кажутся очень весомой составляющей всего сущего.
Особенно если ты – школьный герой. Вроде бы и не полагается радоваться, но все-таки льстит безумно. Поэтому и крадется темными ночами по отсыревшим коридорам замысливший гнусное юный граф Васспард.
А шуму-то было!..
Оглядываясь куда-то назад, я могу точно сказать одно: раньше я был самодовольным занудой. Сейчас я кажусь себе более состоятельным человеком, но, наверное, еще лет через десять я посмотрю на себя сегодняшнего, и мне станет горько от этого зрелища. Еще горше должно стать от себя шестнадцатилетнего – высокомерного маленького засранца, у которого нет друзей, даже товарищей каких-то, потому что все ведь недостойные, а я один стою с краю – не в белом, уже хорошо.
Я смотрю назад и чувствую огромную благодарность генералу Ариго. И Арно, тебе, мой непоседливый надоедливый друг. И всем, кто прошел следом за вами по проложенной тропинке - без вас всех я стал бы ничуть не лучше Арамоны.
Самому не по себе, а что поделать? Я сейчас – комок семейной гордости и спокойствия. Ну, кто-то же должен, как говорится.
Унарство – довольно мерзкая часть юности каждого дворянина в Талиге. У Валентина оно было скрашено Ричардом Окделлом – право слово, наблюдение за этим молодым дарованием, надеждой и красой Людей Чести, а именно – Штанцлера, было прелюбопытнейшим занятием. Особенно его наивная и искренняя вера в то, что он, Валентин, такой же.
Ну да, Валентин Васспард тоже человек – правда, чести. Своей собственной, возможно, не такой известной, как пресловутая талигойская, но тоже ничего так.
Зато весело было. Тогда – не было, а сейчас весело, тогда был скорее просто спортивный интерес.
- Эй, ты чего? – Арно с трудом приоткрывает глаза. Я усмехаюсь легко, знаю, он любит, когда я так делаю – говорит, это почти как улыбка. – Сколько времени-то?
Я оборачиваюсь, и в это же время часы бьют полночь. Очень вовремя, надо сказать.
- Я пошел спать. - Он встает и бредет потерянно как-то.
У всех людей бывает сентиментальное настроение. И вот смотрю я на эти ссутуленные плечи и поникшую голову, и внутри меня что-то стремительно тает, и тепло еще такое внутри разливается, очень наивное, но не как в дурных книжках про любовь – а по-хорошему так, искренне. Не нежность, а что-то более незатасканное, пожалуй.
Нелинейный вариант развития событий: Вальтер Придд, боясь, что и младшего сына придется хоронить, потому что столица испортила, оставляет Валентина дома.
До свадьбы, назначенной родителями, Валентин, пожалуй, не доживает, потому что война разоряет Придду и уносит жизни.
Он погибает в родном замке, стариком в теле молодого мужчины, и с точки зрения всех сочувствующих – что может быть хуже?
И я тоже иду спать. А что мне еще делать-то? Ведь вот он, мой свет в дверном проеме: стоит и отсвечивает бледным золотом.
- Спасибо, - говорю, когда догоняю Арно. – За все.
Он смотрит мутным осоловевшим взглядом, не понимает. Все как обычно, в общем-то.
3. Рисунок.
читать дальше
4. Рисунок.
читать дальше
5. Фанфик: Ложка меда
читать дальшеАвтор: Pridd Team
Персонажи: Валентин Придд, Джастин Придд... и еще немного Приддов
Саммари: Однажды весной они поссорились.
Валентин не помнил своих дней рождений. То есть, чисто теоретически, они были, но в семье Приддов отмечать подобное не было принято. Он смутно помнил только, что когда родился младший брат, собрались гости и все поздравляли мать.
Он даже смутно помнил саму мать, как будто кто-то стер его родителей из памяти. Какие-то разрозненные образы – каштановые косы, припудренные сединой, серые уставшие глаза и светло-серые платья. Мать всегда ходила в сером, как вдова, и у нее еще были сережки с фиолетовыми камушками. Валентин это точно знал, потому что когда Ирэна выходила замуж, мать отдала их ей, как приданное.
Детство в Старой Придде – не очень веселое занятие, но очень образованное. Он научился ездить верхом примерно тогда же, когда и ходить, и они с Джастином устраивали заезды наперегонки, когда удавалось уговорить учителей не рассказывать об этом отцу.
От отца осталось больше воспоминаний, но они не были особо приятными. Вальтер Придд был человеком этикета и мнения. Суровый педант, который во всем любил совершенство и не любил всего остального… Честь семьи была превыше всего. Лицо семьи. Они должны быть безупречны в глазах других. Женихов дочерям Вальтер подбирал очень тщательно, Джастин шутил еще, что – надо в зубы смотреть, в зубы!.. Как лошадям.
Джастин вообще был ненормальным Приддом с точки зрения отца. Слишком непоследливый, слишком шумный и взбалмошный, неправильный ребенок. Его слышно, но не видно, или и не слышно, и не видно, и неизвестно, что хуже. Потому что услышать можно и позже, а потом заказывай новое витражное окно в залу…
Для маленького Валентина старший брат был героем. Младший был чересчур болезненным, мать держала его при себе все как-то больше, так что они его почти не знали. Как будто не родной, а какой-то сын дядюшек-тетушек, которые приезжают раз в полгода церемонно поговорить о политике, погоде и урожае.
Он вытаскивал его из уютной раковины и дразнил улиткой. Если честно, то это было немного обидно, но и в то же время грело сердце как-то. Дети хотя быть любимыми, но и это тоже не было принято. Детей не надо любить, детей надо воспитывать – это был девиз Вальтера Придда.
Однажды весной, когда Валентину шел десятый год, они с Джастином поссорились. Из-за какой-то ерунды, если честно, какой именно – годы стерли, да и потом, важное не забывается, особенно если это детские обиды.
И началось, ох, что тогда началось!.. Холодные, презрительные взгляды (ну, это они так думали, тщательно стараясь подражать отцу, но со стороны все выглядело препотешно), церемонные раскланивания при встречах, демонстративные разворачивания в коридорах… Смешное время было, правда, слякотное – снег таял долго и мучительно той весной, навалило за зиму его огромное количество, реки разлились, дороги размыло, и они все оказались практически заперты в замке.
Джастин бродил мрачнее тучи – как же, четырнадцать лет, кровь кипит, глаза горят, и еще задор юношесткий изо всех щелей лезет, и в то же время – детская обида. А потом Валентин слег. В замке было холодно, отвратительно просто, камины и печи никак не могли нормально протопить замок, подвалы которого заливала вода.
Несколько дней мальчик лежал в бреду, няньки, которых собрали у постели Валентина, шептались, что заберет к себе Создатель дитятко, господин еще такой молодой, хорошенький, серьезный, глазки серенькие, ручки тонкие, жалость-то, жалость-то какая!... И прочие причитания нянюшек, которые есть в их запасе.
Потом миновал кризис, и Валентин пошел на поправку. Но все эти несколько дней Джастин сидел у его постели и чуть ли не за руку держал, был готов бежать за любым пузырьком, на который укажут доктора, да и в ночь, когда наступил кризис, был совершенно серьезно готов продать душу Леворукому, чтобы все было хорошо. Но все и так стало хорошо, и Джастин даже немного расстроился – такой шанс упустил увидеть Повелителя Кошек!
Когда Валентин более или менее пришел в себя, брат спешно покинул место у его кровати, вспомнив, что они в ссоре. Ну ведь и правда, как-то несерьезно выходит, они в ссоре, а он тут сидит! Непорядок.
Весна прошла в сердитом пыхтении, короче. Лето наступило рано, солнце быстро высушило всю грязь и снова стало можно выезжать из замка на прогулки. Понятное дело, Валентин и Джастин демонстративно ездили в разные стороны (и у каждого была своя толпа сопровождающих, для порядочности-то, как же без них!).
Маршруты были все в округе изучены, а поэтому негласно выбрать такие, чтобы не пересекаться, труда не составило, и потом, так даже проще – ездить по четкому маршруту! Маленький Валентин ужасно любил, чтобы все было точно, в его комнате царил совершенно нехарактерный для десятилетнего ребенка порядок, который он поддерживал без видимой помощи слуг.
Однажды спокойный и уравновешенный конь, на котором ездил Валентин, понес. Ну и как-то так получилось, что сопроводительная свита была довольно далеко, и пока он сумел как-то спрыгнуть с коня, то понял, что заблудился.
Нет, это не было великое приключение. Это был великий страх, потому что оказаться одному посреди пускай даже знакомого леса, но в неизвестной части этого леса, десятилетнему Валентину было ужасно. Он звал на помощь, пытаясь идти в ту сторону, откуда попал туда, но все было напрасно. Каким-то необыкновенным чудом мальчик добрался до озерца, в котором они с Джастином иногда купались и поили лошадей.
Свернувшись под деревом, уставший и бесконечно печальный Валентин задремал, и ему снилось, что он видит выход из леса. А потом понял, что кто-то суматошно его трясет за плечи. Разлепив покрасневшие глаза, он увидел Джастина и позорнейшим образом разревелся, повиснув у него на шее.
- Ну, тихо, - храбро заявил Джастин, который сам не так давно был готов заплакать от обиды – вот был бы он рядом!.. Да он бы!.. Да разве!.. – Я тебя нашел, и все теперь будет хорошо. Пошли.
Валентин только доверчиво хлюпнул носом. Невероятное зрелище по нынешним временам – Валентин Придд, утирающий нос рукавом. Джастин думал примерно так же, и отношение отцовское к слезам, пускай даже у сестре, знал прекрасно. Зареванному Валентину нечего делать дома: разве можно потерять лицо!
Посему тут же в озерце Валентин тщательно умыл лицо, и только после этого они начали победный путь домой. Ссоры как будто и не было, потому что ну как-то после такого не солидно сердиться совсем, потому что уже тогда никто и не помнил, из-за чего размолвка-то вышло, а раз так – то бессмысленно как-то получается.
- Держи, - таинственным шепотом сказал вечером Джастин Валнтину, торжественно вручая тому книжку. – В деревне выменял, давно уже… Но сам понимаешь.
И Валентин серьезно кивнул, глядя внимательно серыми глазищами.
-
-
26.12.2010 в 11:19А Спрутик летающий - это нечто! Как он их всех!
-
-
27.12.2010 в 01:18Мм, мда)
А в остальном - здорово. Особенно арт и последняя работа.
-
-
27.12.2010 в 12:15Маска, а я тебя знаю...и Спрутик, такой спрутик!!!! ))
-
-
28.12.2010 в 15:58-
-
01.01.2011 в 21:32В рисунке про Спрутика странно раскрыта тема.
-
-
03.01.2011 в 11:52Рисунок с Жермоном очень нежный. И тему на 100% раскрывает.
1 и 5 работы очень трогательные. Я вообще люблю, когда пишут про Джастина.
-
-
08.01.2011 в 23:35Можно вопрос?
А что за живность у Спрута с рисунка в гм... лапах?
А на втором рисунке Жемрон, я правильно понимаю?
-
-
09.01.2011 в 00:01-
-
09.01.2011 в 00:04не, ну свинью и ворона я опознала, конечно =)) Коняшки Эпинэ тоже узнаваемы =) Только много их =) Обычно рисуют одну. на гербе их две, а братьев три
А у кого была чайка?
-
-
09.01.2011 в 01:25-
-
09.01.2011 в 01:32это ласточка?
хотя все равно плохо понимаю, при чем здесь Гайифа или даже Дриксен =))
И при чем тут Борраска, если ворон есть =)) Умножение сущностей получается =)
кстати, простите за вопрос: я с автором беседую?