Команда Войны
Название: КораблекрушениеРазмер: ~5,5
Пейринг/Персонажи: Рамон Альмейда, Вернер фок Бермессер
Категория: джен.
Жанр: экшн
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Если хочешь мира, готовься к войне © У Дриксен тоже есть тайны.
Примечание: События происходят за n лет до событий канона.
Ветер слабел, и вместе с ним слабел и холод. Это поначалу он заставлял дрожать, стучать зубами и выть в бессильной ярости, а теперь стало почти всё равно. Зато рёбра продолжали болезненно ныть при каждом вдохе, и эта боль напоминала Рамону, что он ещё жив. Но силы с каждой склянкой оставляли его. От насквозь промокшего мундира не было толку с самого начала, а теперь холод уходил, и это тревожило сильнее всего.
— Рассвет, — в полголоса заметил один из матросов, ни к кому не обращаясь. Обвязанный вокруг его пояса шкот с одной стороны был бледно-розоватым от крови.
Никто не ответил, все прекрасно понимали, что с наступлением утра ничего не изменится, зато начнётся прилив, и каждый новый час будет приближать смерть. Но надежда всё равно не желала угасать, и четырнадцать пар глаз жадно вглядывались в горизонт.
— Нас вытащат. Иначе быть не может.
— Мы могли бы соорудить плот, господин капитан, — снова сказал матрос и, осторожно оторвав руку от опасно кренящегося фальшборта, указал рукой на бьющийся в воде обломок грот-стеньги.
Ветер прыгнул на несколько румбов, и через палубу прокатилась волна, за ней, дав минуту отдышаться — следующая.
— Попробуй, и тебя смоет за борт, — помощник боцмана зло сплюнул солёной водой. Потом вспомнил, что вылез вперёд капитана и обернулся, смущенно потупившись.
— Пока ветер не уляжется, это бессмысленно, плот налетит на рифы.
Звучало не слишком обнадеживающе. Рамон обязан был спасти остаток своих людей, но со сломанными рёбрами мог помочь только советом, и даже в этом толку от него не было.
— Как только ветер стихнет, — Рамон ободряюще улыбнулся, представляя, как может смотреться эта улыбка на сером от холода лице, — мы тут же примемся за строительство. У нас есть время всё хорошенько обдумать. Фальшборт держится на честном слове, используем его и ступени трапа...
На самом деле нечего было обсуждать, но следовало занять головы, иначе оставалось бы только принять поражение. А это хуже смерти.
Он вгляделся в едва видимый отсюда скалистый берег. Нет. Сдаваться так же бессмысленно, как и бороться, но судьба улыбается только храбрым.
И знал же, куда полез!.. Интересно, будь под ногами не обломки шлюпа, над которым он принял командование ради этой операции, а его собственного корабля, — что бы он чувствовал? Тяжесть и так была почти невыносимой, злоба разрывала грудь не хуже боли — злоба на себя, совершенно бесполезная, потому что сейчас он мог только ждать.
Но когда окончательно рассвело, ветер и не думал стихать, а вода поднялась уже почти вровень с обломками палубы. Волны то щадили, то перекатывали через борт. Ещё двое матросов не пережили эту бесконечную ночь.
Зато стало совсем не холодно, и хотелось улыбаться от облегчения. Было обидно, тошно от поражения, но скоро это закончится.
— Господин капитан! — проорали над ухом. — Карьярра!
Рамон открыл глаза — помощник боцмана склонился над ним и бесцеремонно лупил по щекам. Проклятье!
— Что случилось?
— Простите, господин капитан... — помощник боцмана обеими раками вцепился в трап, когда новая волна попыталась смыть его за борт. Ему пришлось отвязаться, чтобы добраться до капитана, это было рискованно. — Нам показалось...
— Вам показалось. Вернитесь и обвяжитесь покрепче, при строительстве плота нам пригодится каждая пара рук.
Непослушные губы едва шевелились. Помощник боцмана улыбнулся как-то растеряно, и по его глазам было видно, что он уже не верит, а может и никто не верит, идея с плотом была изначально так себе, а уж при таком ветре... Потом лицо его заслонила вода, и он исчез. К счастью, не за бортом — не только удержался, но и вернулся на своё место, ругаясь под нос.
— Нас найдут, — сказал кто-то, этот хриплый до сипения голос оказался незнаком.
Шум волн поглотил ответ, если тот был. Ну разумеется, их спасут... Рамон закрыл глаза — там, внутри него, вдали от негостеприимного северного моря со стальными волнами, было тепло, солнечно, а в высоком голубом небе кружились птицы. Не чайки — чёрные вороны. Мог ли он подумать, что это будет так?..
— Корабль! Корабль!.. Господин капитан!
Кто-то потряс за плечо. Рамон вяло отмахнулся, но потом нашел всё-таки силы подняться на ноги. Матросы, рискуя жизнями, забрались по обломку трапа на шканцы и теперь орали и размахивали руками. С трудом добравшись до них, Рамон приложил ладонь козырьком ко лбу и до рези в глазах принялся вглядываться в увеличивающуюся тёмную точку. Горизонт в такую погоду близко, не больше хорны, корабль шел быстро, и уже через четверть склянки стало видно наполненный ветром грота-стаксель и наполовину зарифленный марсель. Этого было мало, пришлось вглядываться ещё.
— Фрегат, господин капитан.
Рамон помолчал, прежде чем уверенно ответить:
— С киршенбаумских верфей.
Кто-то позади выругался, зло и грязно, на него шикнули.
— Бесполезно, — помощник боцмана махнул рукой и сплюнул под ноги. — Скоты. Сволочи.
И вдруг неожиданно:
— Они идут к нам!
Корабль менял курс, опасно кренясь на левый борт. Теперь было видно, как суетятся на вантах крошечные матросы, беря марсель на рифы.
— Интересно, что они теперь будут делать?
— Помашут тебе ручкой, дурак.
— И подарят воздушный поцелуй.
— Чтоб они все от дурных болезней передохли!
— Молчать! — едва слышно приказал Рамон, но матросы подчинились. Говорить было трудно, по рёбрам словно закатные твари прыгали.
Корабль подошел так близко, что можно было рассмотреть иссиня-черные фигурки офицеров на шканцах. Матросы снова закричали и замахали руками. Нежелание умирать сейчас было таким отчётливым, что от него сгустился воздух, а кожу снова начало пощипывать от холода.
Их без сомнения заметили, но если и кричали что-то в ответ — слышно не было. Потом на палубе зашевелились. Что они хотя сделать? Быть может, сейчас фрегат развернётся и уйдёт обратно, борясь с ветром. В глубине души Рамон уже смирился с этим — уйдёт. Это так же предсказуемо, как и подло, но рисковать ради них дриксы не станут.
— Шлюпка! Господин капитан, спускают баркас!
«Зачем?» — едва не спросил он. Неужели?.. Нет, это было бы слишком... прекрасно? странно? Может быть, не рассмотрели, сейчас подойдут на баркасе, сплюнут в сердцах... Что за чушь лезет в голову? Не он ли всерьёз собрался умирать ещё несколько минут назад?
Баркас шел в полный бакштаг, приближаясь так быстро, что, казалось, сейчас его тоже выбросит на рифы, но этого не случилось. Лейтенант на корме умело правил, возможно, ему был знаком каждый камень в этой бухте, возможно, он просто отлично знал своё дело.
— Сушить вёсла!
Баркас закачался на волнах между несколькими скалистыми уступами, ближе подойти он не мог.
— Прыгайте, мы вас вытащим.
— Капитан, — закричало сразу несколько голосов. — Ранен, не может...
— Отставить! — устало вмешался Рамон. — Прыгайте по одному, я справлюсь.
— Прыгнем вместе, я вам помогу, — предложил помощник боцмана и поспешно добавил, — господин капитан.
Это было опасно — не хотелось утягивать парня за собой, — зато давало шанс.
— Хорошо.
Первый матрос уже прыгнул, и теперь отчаянно грёб к баркасу и, как ни удивительно, его действительно вытащили из воды, а на плечи набросили сухой плащ. При мысли об этом теплом плаще вдруг подогнулись ноги, и следующее, что Рамон почувствовал — ещё одну оплеуху. Сказать: «Я в норме» не получилось. Он висел на чьих-то плечах и, только приложив немалое усилие, удалось выпрямиться.
— Мы поможем. Прыгнем сейчас!
— Капитан уходит последним!
— Последним вы уйдёте к крабьей тёще! Да хоть вешайте!..
Канат, которым он был крепко обвязан, поддался с третьего раза, когда помощник боцмана попытался перепилить его ножом.
— Бунт?
— Никак нет, капитан! — ответили с вызовом. — Ребята, а ну-ка подмогните!
Волна едва не сбила с ног, но его удержали. Три шага до борта Рамон сделал сам, потом его снова подхватили, и ещё через мгновение полёта вода, тёплая, как вино с пряностями, поглотила его. Он заорал бы от боли, если бы это не грозило немедленной смертью, и напрягся, пытаясь вынырнуть из пучины моря и из пучины накатывающего беспамятства, что было одинаково смертельно.
Рамон грёб, руки плохо слушались, потом его подхватили, и он наконец смог вынырнуть и вдохнуть. Грудь разрывало на клочки, но теперь Рамон точно знал, что рёбра не сломаны. Точно не были сломаны до этого прыжка!
Борт баркаса вдруг навис над головой, потом ухнул вниз, волна прошла под ним и разбилась о риф, накрыв брызгами. Рамона схватили и потащили, он всё-таки выругался, когда пришлось навалиться грудью на борт, и темнота стала беспросветной.
В себя он пришел, когда его укрывали плащом.
— Рёбра сломаны?
Открыв глаза, Рамон увидел склонившегося над ним лейтенанта. Его талиг звучал не совсем безнадежно.
— Вряд ли сломаны. Трещина.
Не очень-то героическое ранение, и, самое обидное, Рамон начисто всё забыл: помнил только удар, треск падающих мачт, успел подумал, что всё-таки их загнали на рифы — а потом очнулся уже привязанным к трапу.
Удалось, не без труда, приподняться на локте.
— Мои люди, лейтенант?..
— Все здесь. Превосходные пловцы. Вы капитан этого судна?
— Увы, да.
— Вам срочно требуется врач. Мы возвращаемся.
Он приложил руку к полям шляпы и ушел к рулю. Под его несмолкающие резкие приказы хотелось снова потерять сознание, но сделать это оказалось не так просто.
Лейтенант благополучно провёл баркас через рифы. Против ветра грести было долго и трудно, больше всего хотелось самому взяться за весло, разогнать превратившуюся в лёд кровь — Рамона знобило: то ли согревался, то ли замёрз ещё сильнее.
Фрегат медленно приближался. Когда его борта нависли над баркасом, удалось прочитать выведенное золотой краской «Северная дева». Носовая фигура изображала пышногрудую красотку, которая, с такими формами, ненадолго обречена была оставаться девой.
— Вы первый, капитан, — Рамону помогли встать на ноги. Он стоял вполне твёрдо — закатные твари в его рёбрах притаились и почти не тревожили, пока Рамон дышал медленно и осторожно.
Матросы действовали слажено, не прошло и минуты, как Рамона уже опускали на палубу. Первое, что он почувствовал, был прилив совершенно неконтролируемой ярости — вот, он стоит на палубе чужого корабля, а его собственный стал добычей рифов и моря. Через несколько склянок, когда закончится прилив, от несчастного шлюпа не останется и следа!
Рамон поднял взгляд на подошедших офицеров. Дриксенский капитан был молодым, лет на пять младше Рамона, с фамильной шпагой на боку и правильным, холёным лицом аристократа. Чтоб ты сдох!.. Теперь будет издеваться — такой повод для насмешек ни одна из этих сволочей не упустит! Наверняка для того и рискнул отправить баркас.
Но вместо ожидаемого потока красноречия капитан только вежливо поклонился, сняв шляпу, перо мазнуло по идеально выскобленной палубе.
— Позвольте представиться. Капитан фрегата Его Величества Кесаря «Северная дева» фок Бермессер. И господин Поссе, мой первый лейтенант.
— Капитан Альмейда. Что сталось с моим кораблём, вы знаете.
Лицо капитана оставалось невозмутимым. Первый лейтенант смотрел зло, даже не думая отвести взгляд, — его глаза раздражали Рамона своей бесцветностью.
— Неплохой улов для первого плавания, — сказал он и заслужил неодобрительную гримасу капитана.
— Меня повысили месяц назад, — вежливо объяснил Бермессер. — А, вот и последний ваш матрос. Крюйс! Отведите их в трюм и выдайте сухую одежду. Пригласите лекаря. И касеры... двойную порцию каждому.
Наконец-то удалось вспомнить, почему его фамилия показалась знакомой. Друг принца Фридриха стремительно делал карьеру, о нём уже поговаривали: пока шепотом, но от того не менее язвительно.
— Примите мою благодарность, капитан.
— Я не мог поступить иначе. К сожалению.
К нему подошел лейтенант, правивший шлюпкой, и что-то сказал на ухо.
— Вы ранены? — резко спросил Бермессер, не дождался ответа и скомандовал: — Проводите господина Альмейду в мою каюту. Пусть лекарь поднимется.
— Сначала мои люди.
— Хорошо. Прошу вас следовать за господином лейтенантом. Я присоединюсь к вам через пол склянки.
***
— Господин капитан. Прошу прощения. Не сочтите за дерзость, но...
— А что я должен был сделать? Они погибали. Вы бы оставили их на верную смерть?
— Это фрошеры! Сами виноваты, что полезли. А мы рискуем...
— Я не желаю больше этого слышать, господин первый лейтенант!
Разговаривали где-то за переборкой, но Рамон всё равно расслышал. Он так устал, что даже злиться толком не получалось. Хорошо, что кораблём командует не Поссе, вот и всё. Первый лейтенант может говорить что угодно — но если судьба подарит им ещё одну встречу, он подавится своими словами.
А сейчас главное — его матросы и его рёбра. Лекарь наложил тугую повязку, сказал, что перелома нет, несколько трещин из-за сильного ушиба. Про остальных он ответил с неохотой, но всё-таки сказал, что беспокоиться нечего.
Касера из капитанских запасов согрела, несколько тёплых одеял тоже пришлись кстати — не прошло и четверти склянки, как Рамон уже спал счастливым сном человека, пережившего кораблекрушение, пока перешептывания в соседней каюте не разбудили его.
Он с трудом поднялся — его шатало. Голова кружилась, и казалось, что шторм продолжается.
— Пожалуйста, вам не следует вставать, — сказали за спиной на ломаном талиг. Рамон обернулся и увидел мальчишку-вестового в новенькой, с иголочки, форме и с испуганным круглым лицом. — Я должен доложить капитану, что вы проснулись.
Он посмотрел почти с мольбой, и Рамон вынужден был неохотно лечь.
В ожидании неизвестно чего пришлось рассматривать каюту. Капитан любил удобство и красивые вещи. Он не стал превращать свою каюту в подобие комнаты в поместье, не стал прятать под тканью переборки и пушки. Удобный стол с серебряным подсвечником и украшенной драгоценными камнями чернильницей, лампа, покачивающаяся под низким потолком, сундук в углу — вот и всё убранство.
В дверь вежливо постучали, и в каюту заглянул её владелец.
— Позволите? — спросил он. — Как ваше здоровье? Лекарь сказал, что беспокоиться не о чем.
— Он совершенно прав.
На палубе талиг капитана поначалу показался безупречным, но теперь Рамон хорошо слышал неприятный дриксенский акцент. Сам по себе дриксенский и так был достаточно ужасен, но, смешиваясь с талиг, он звучал, как точильный камень о клинок. В исполнении Бермессера это было особенно заметно.
— Я рад! — улыбка капитана была неприятной, но вполне искренней. Спаситель весь лучился от самолюбования: он, только назначенный капитан, скоро притащит в порт целую дюжину гусей! И это в мирное-то время! — В таком случае, как насчёт обеда?
Рамон прислушался к себе и вынужден был отрицательно покачать головой.
— Благодарю, но я пока не голоден.
— Что ж, — капитан совершенно не расстроился, кажется. — В таком случае буду молить Создателя, чтобы он дал вам сил присоединиться ко мне за ужином. Чем ещё могу быть полезен? Вина?
От гусиной угодливости стало мутить ещё сильнее. Или эта холёная гусиная морда пытается начать разговор по душам? Тогда нет смысла противиться неизбежному.
— Выпить вина я бы не отказался. Вы весьма любезны, капитан.
Гусь снова улыбнулся и достал из сундука бутылку, появился вестовой с бокалами.
— За что бы нам выпить? Король, победа и флот у нас разные, удача каждому своя, прекрасных дам здесь нет,— гусь подмигнул, — а пить за море — сегодня не лучший день. Так что я предлагаю поднять эти бокалы за ваше скорейшее выздоровление, господин Альмейда.
Рамону было не так просто держать свой бокал лёжа, даже полулёжа — насколько хватало высоты приподнятой подушки. Кроме того, ему прежде не приходилось пить с врагами. Врагов он или убивал сразу, или прятал подальше в трюм, с глаз долой. Ситуация была новой и странной, и собственное бессилие, состояние совершенно непривычное, делало всё сном: и каюту, и гуся в чёрном мундире с черно-серебряной перевязью, и терпкий аромат превосходного кэналлийского.
Бермессер отсалютовал бокалом и сделал вид, что пригубил вино. То ли оно было отравлено, то ли ему просто не хотелось напиваться до обеда. Рамон не собирался следовать его примеру и осушил половину бокала, прежде чем почувствовал вкус. Пить хотелось безумно, ещё безумнее — напиться, но бутылки «Тёмной крови» для этого всё равно не хватит.
— Я бы хотел узнать о своих матросах.
— С ними всё в порядке. Ранен только один, у остальных — разве что ушибы, вряд ли это серьёзно. К тому же я приказал накормить их и выдать одеяла. К счастью, запасов у меня хватает.
Благодарить гуся было неприятно, но Рамон пересилил себя.
— Вы весьма добры, капитан.
— Не стоит, это долг любого офицера.
Рамон подумал о том, что сам бы сделал с этим самодовольным гусем, поменяйся они местами. Но ничего достаточно зловещего в голову не приходило. Вряд ли он стал бы привязывать раненого к мачте.
— Вы расскажете мне, как вам не повезло попасть в столь затруднительную ситуацию, господин Альмейда?
А вот и сам разговор! Рамон внимательно посмотрел на капитана, и тот ответил ему таким же долгим, откровенным взглядом.
— Расскажу.
Бермессер в нетерпении едва заметно склонил голову, но потом догадался наконец, что рассказа не будет, будут только ответы на вопросы. Первый из них Рамон угадал без труда.
— В таком случае, как вы оказались в дриксенской бухте? Между нашими странами перемирие, запрещающее чужим кораблям подходить к берегу ближе, чем на пушечный выстрел.
— Мы шли проливом, — сказал Рамон тут же. Пауза могла бы подсказать капитану, что он лжет. Хотя на самом деле это почти правда: они действительно шли вдоль берега на дозволенном расстоянии... пока не повернули, чтобы войти в бухту. А потом началось... что-то. — Но тут налетел шквал. Я решил не рисковать в незнакомом месте и повел корабль укрыться за скалу. Но когда мы уже были в безопасности, ветер переменился и прежде, чем мы успели что-либо сделать, наш шлюп бросило на риф.
Они бы и не смогли ничего сделать. Шквал был такой силы, что паруса разорвало в клочья. Следующий порыв уже волок неуправляемый корабль прямо на скалы. Рамон помнил только удар, падение, удар — и всё.
Бермессер постучал ногтем по бокалу, лицо его приобрело довольно странное выражение, одновременно изумлённое и насмешливое, потом насмешка исчезла вовсе, и он отвернулся к кормовому окну.
— Всё это довольно странно, но у меня нет причины сомневаться в ваших словах, господин Альмейда. Вы не нарушили перемирие, чему я, к слову сказать, весьма рад. Но мне кажется, разговор утомил вас. Отдыхайте, я всё ещё надеюсь на совместный ужин.
И капитан сбежал. Рамон удивлённо повертел в руках бокал, допил, затем с трудом встал и выпил нетронутый бокал гуся. Потом посмотрел на бутылку и решил быть вежливым.
Он правда устал, так что над странностями Бермессера придётся подумать позже. Вернувшись на койку, Рамон мгновенно уснул.
***
Ветер усиливался. Койку раскачивало из стороны в сторону, рёбра снова начали мучительно ныть.
Рамон выругался, встал, держась за переборку, и с наслаждением почувствовал, что силы почти вернулись к нему, несмотря на боль. Он бы не отказался поесть. Потом он услышал, как наверху отдают команды. На мгновение Рамону показалось, что он всё ещё спит, так странно было слышать совершенно непонятные слова знакомым тоном. Он знал дриксенский достаточно для обыкновенного разговора, но теперь нашел в своём образовании огромный пробел.
Не понимая, что происходит наверху, Рамон чувствовал себя ущербным. Потом он вспомнил, что Бермессер ни слова не сказал о том, что подниматься наверх запрещено. В конце концов, в мирное время он не пленник, а гость.
Рамон проверил — дверь была не заперта, и пошел к трапу. Чужой корабль изнутри почти не отличался от талигойского. Не заблудится, даже если захочет.
— Мой капитан! Вы не должны были... Ещё не поздно всё исправить.
Рамон вздрогнул и оглянулся по сторонам, но никого не увидел. Разговаривали за дверью кают-компании. Рамон узнал голос капитана, резко ответившего:
— Это простое совпадение.
— Ветер крепчает.
— Я не знал, что мои офицеры боятся ветра!
— Прошу прощения, господин капитан.
Первый лейтенант! Сволочь гусиная!
Стало тихо, Рамон слышал, как шумят волны, как скрипят снасти. Эти звуки на чужом корабле не казались знакомыми и мирными. Рамон не был трусом, но сейчас чувствовал себя неуютно. Он понял, что надо вернуться в каюту — иначе офицеры выйдут и поймут, что он слышал неприятный разговор.
Пять поспешных шагов назад. Бесшумно отворив дверь, Рамон скользнул в капитанскую каюту и, едва успел подойти к кормовому окну, как дверь снова отворилась. А за окном бушевал ветер.
— Вы ждали шторма, капитан? — спросил он.
Бермессер помедлил, прежде чем ответить:
— Нет.
Он подошел к окну, встав совсем близко. Рамон чувствовал исходящее от него напряжение.
— В таком случае, корабль готов выдержать шторм? — Будучи капитаном, Рамон убил бы за такой вопрос. Но сейчас он должен был знать.
Бермессер снова помедлил.
— Смотря какой.
Рамон увидел стиснутые кулаки и вежливо отступил на шаг. Капитан стоял, не шевелясь, потом вымучено улыбнулся.
— Боюсь, ужин придётся немного отложить. Если хотите, я распоряжусь, чтобы вам принесли в каюту.
— Я хочу подняться на палубу, — твёрдо сказал Рамон.
Он засомневался, что Бермессер справится, слишком неуверенным он сейчас казался. А первый лейтенант и вовсе не вызывал доверия. Сидеть внизу и слушать непонятные команды будет невыносимо!
— Вы останетесь! — Бермессер резко обернулся, и в его взгляде не было прежней насмешливости. Рамон и не думал, что этот благородный сопляк может посмотреть так. Потом, исправляя грубость, капитан неловко улыбнулся. — Поверьте, от этого может зависеть ваша жизнь.
— Хорошо.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом Бермессер отвернулся к кормовому окну и снова уставился на море.
— Вы это чувствуете? — тихо спросил он.
— Что именно?
Рамон подумал, что капитан мог сойти с ума. Он ничего не чувствовал, кроме сильной качки. Или...
— Ветер прыгает с румба на румб.
— Ветер... — задумчиво сказал Бермессер. — Нет... Я не о ветре, хотя и о ветре тоже. Другое...
В дверь постучали, и появился Поссе.
— Мой капитан! Вы нужны наверху.
Он смотрел не на капитана, а на Рамона, но тот спокойно выдержал полный ненависти и страха взгляд. Карьярра! Да что происходит?!
— Вы можете мне объяснить?.. — начал он.
— Оставайтесь здесь! — велел Бермессер. Потом добавил торопливое: — Пожалуйста.
Рука Рамона потянулась к шпаге, и ему стало стыдно за этот жест, потому что шпаги не было. Бермессер сорвал с крючка плащ.
— Господин капитан! Господин первый лейтенант! — мальчишка-фенрих был мокрый с ног до головы, словно вывалился за борт. По его волосам лилась вода. — Лейтенант Маннэр передаёт свои...
— Иду! — рявкнул Бермессер и, едва не оттолкнув мальчишку с дороги, выбежал из каюты. Поссе последовал за ним, уже через закрывающуюся дверь смерив Рамона ещё одним гневным взглядом.
***
Корабль мотало, как щепку. Сначала Рамон думал, что ему кажется, потом понял, что такое показаться не может. Ветер не просто прыгал с румба на румб, казалось, он словно налетал с нескольких сторон одновременно. Тридцати четырех пушечный фрегат был для него легче пушинки. Реи скрипели и стонали, палубу захлёстывала вода, здесь, внизу, было хорошо слышно, как над головой проходит волна.
Наверху, перекрикивая ветер, орали приказы, но Рамон не разбирал ни слова.
Прошло уже пол склянки с тех пор, как капитан поднялся наверх, но стало только хуже, и вряд ли в этом была вина капитана.
Решив, что мертвец на него не обидится, а живому он пришлет целый ящик, Рамон схватил со стола бутылку. Корабль едва не черпнул бортом воду, удалось удержаться на ногах, но на рубашке расплылось алое пятно. Каррьяра!.. Рамон быстро допил. Корабль снова накренился, в этот раз — на другой борт, и бутылка покатилась по полу. Хорошо, что пустая, ковру капитана ничего не грозит!
Рамон рассмеялся и бросился наверх. Он всё ещё недостаточно твёрдо держался на ногах, приходилось хвататься за переборки, он едва не свалился с трапа, пока карабкался наверх. Проклятые рёбра! При каждом вдохе его словно били в грудь палкой.
На палубе был Закат. Рамон ненавидел шторма в северных водах, он вообще не любил холодные северные моря, особенно сегодня. Палуба была залита водой по щиколотку. Приходилось держаться, чтобы не сбило волной с ног.
Задрав голову, Рамон увидел матросов на реях. Все паруса были зарифлены. Потом он увидел Бермессера. Тот стоял, опасно балансируя на ограждении шканцев, вцепившись одной рукой в ванты, ветер трепал его вымокший до нитки плащ. Бермессер что-то кричал, но ветер относил его слова назад, Рамон видел только, как движутся его губы. Жаль, он не умеет читать по губам. Судя по выражению лица — это было что-то любопытное.
Рамон, борясь с ветром и волнами, поднялся на шканцы.
— Бесполезно! — закричал Бермессер. Его крик швырнуло Рамону в лицо, а в следующую секунду ветер ударил уже в спину.
Поссе помог Бермессеру спуститься. Тот так и не отпустил вант.
— Вы должны избавиться от них! Иначе мы все... — лейтенант вдруг заметил Рамона и попятился, лицо его исказил звериный оскал, и он выхватил пистолет. Рамон с удивлением уставился в чёрное дуло, пытаясь понять, когда этот человек успел окончательно рехнуться и насколько это заразно.
— Я просил вас оставаться внизу! — крикнул Бермессер. Посмотрел на пистолет изумлённо. — Что это значит, лейтенант?! Что?..
Рамон резко обернулся как раз в тот момент, когда пистолет первого лейтенанта оказался направлен Бермессеру в живот. Трое солдат стояли в двух шагах позади Рамона, держа его на мушке.
Какие у него шансы. Если подождать сильную волну — то неплохие, но стоит ли торопиться? Против троих можно драться, но против нескольких сотен человек ему всё равно не выстоять, а вокруг творится что-то безмерно интересное. И, без всяких сомнений, связанное с заданием, ради которого он и привёл свои корабли к берегу Дриксен, в ту самую бухту, о которой говорили странные вещи и куда не заглядывали рыбаки... Потому что иначе объяснить это безумие совершенно невозможно.
Но не стоит показывать, что происходящее его устраивает.
— Как вы смеете?! — рявкнул Рамон.
Бермессер отмер на мгновение позже.
— Это бунт? — ледяным голосом спросил он. Рамон скорее догадался, чем услышал — перекрикивать ветер было трудно, даже крича во всё горло. А Бермессер не кричал.
— Нет, мой капитан, — Поссе покачал головой. — Но никто не хочет умирать ради каких-то фрошеров! Выбросьте их за борт, капитан! Пока ещё можно.
— Я сказал нет. Жаль, что вы меня не поняли, лейтенант.
— Мне тоже очень жаль, капитан! Подойдите к пленнику, пожалуйста.
— Не хочу, — Бермессер пожал плечами. — Уберите пистолет, и я обещаю забыть это недоразумение, лейтенант. В противном случае вас ждёт петля.
— Вы, крабы вас дери, какая петля?! Никто не доживёт до петли, мы все потонем через склянку или раньше! Разуйте глаза, капитан, реи долго не выдержат такого ветра! А потом нас тоже вышвырнет на риф, и вместо пяти минут в петле мы будем подыхать до прилива! В ледяной воде! А всё из-за вашего дурацкого благородства!
— Какая патетика!
Лейтенант скривился и толкнул Бермессера пистолетом в живот, заставляя попятиться на шаг, потом на ещё один, пока тот не занял место рядом с Рамоном.
— Ну что ж, покормим рыб вместе, — жалко пошутил Бермессер.
Рамон чувствовал, как тот дрожит: от холода или от страха? Рамон не мог упрекнуть гуся в трусости. Умирать никому не хотелось, впрочем, Рамон пока и не собирался. Не раньше, чем он окончательно разберётся в происходящем!
— Не придётся, — сказал он, ухмыльнувшись. — Объясните, что происходит?
— Бунт.
Рамон вгляделся в бледное лицо Бермессера. Губы его побелели и чуть заметно подрагивали. Он выглядел скорее смертельно обиженным, чем напуганным.
— Почему этот господин желает моей смерти? — пришлось спрашивать в лоб, вряд ли капитан достаточно хорошо сейчас соображает.
— Не могу сказать. В таком случае действительно пришлось бы вас убить. Как видите, Дриксен хорошо хранит свои тайны.
Ну что ж. В конце концов, не зря он решил досмотреть это представление до конца. Тайны Дриксен выдают себя сами.
Подошел Поссе.
— Связать им руки? — спросил один из солдат.
— Не вижу в этом необходимости.
За спиной у Поссе стояло ещё несколько человек в насквозь промокших офицерских мундирах. Скольким же гусям хочется жить!
Море и небо вокруг корабля сходили с ума. Потом с грохотом упал грот-брам-рей, увлекая за собой обрывки брасов и фордунов. Рамон слишком поздно обернулся, чтобы успеть увидеть, оставались ли на нём матросы в этот момент.
Бермессер, обернувшись, что-то закричал, но Рамон разобрал только «вниз». Похоже, Бермессер рассмотрел лучше. Ветер подхватил его крик.
— Быстрее! — закричал первый лейтенант. — Где фрошеры? Почему ещё не привели?! Пошевеливайтесь, ленивые скоты! — Потом обернулся к капитану: — Видите, к чему приведёт ваше упрямство? Графская гордость и горстка фрошеров важнее корабля и всех ваших людей?
— Я не собираюсь сдаваться в угоду этим тварям! И убивать!..
Порыв ветра хлестнул Бермессера по лицу, опрокидывая на палубу. Рамон не успел его удержать. Происходящее становилось всё интереснее с каждой секундой.
— Так в этом всё дело? — Поссе склонился над капитаном, ухмыляясь. Потом швырнул ему платок. Бермессер вытер текущую по лицу кровь, она смешивалась с солёной морской водой — очередная волна захлестнула палубу, корабль раскачивался немыслимо, что-то в рангоуте пугающе треснуло, но пока не упало. — Вы уже убиваете! Всех нас!
— Ну и к Леворукому всех вас!
Рамон протянул Бермессеру руку, тот ухватился и встал на ноги. Он был ещё бледнее, чем минуту назад.
— Дайте нам шлюпку, мы уйдём, — сказал Рамон. — В самом деле...
Он не хотел платить за свою жизнь тремястами жизней, даже гусиных. Поймут ли его матросы, примут ли решение своего капитана? Шлюпка — это ведь просто иллюзия, на самом деле это то же самое, что сигануть за борт головой вниз.
— Нет, — Бермессер широко улыбнулся окровавленными губами. — Нет, они хотят крови, господин Альмейда. Заплатить за то, что мы спасли ваши жизни. Мы должны заплатить.
— И вы спасли нас, зная это?
— Как оказалось, старые бабкины легенды, господин Альмейда, не всегда...
Скрипнуло прямо над головой. Рамон отшвырнул Бермессера в сторону и отпрыгнул сам, скорее полагаясь на удачу, чем на расчёт. Туда, где они только что стояли, упала крюйс-брам-стеньга. Ветер в убийственности своей силы мог сравниться с пушечным ядром.
— Видели? — рассмеялся Бермессер, во второй раз поднимаясь на ноги и хватаясь за бортовое ограждение. — А вот вам и кровь...
Один из солдат был убит, второй стонал, держась за раздробленное плечо. Третий был цел, но совершенно сбит с толку.
— Хотите ещё крови? — закричал Бермессер, задирая голову вверх.
Поссе обернулся и целился из пистолета ему в лицо. Глаза у него были совершенно безумные. Впрочем, у Бермессера тоже. Рамон напряг мышцы, изготавливаясь к меткому прыжку. Сейчас...
— Корабль! Фрегат на три румба по правому борту!
Лейтенант обернулся. Бермессер прыгнул первым, выхватил у него пистолет и выстрелил. Пуля, выпущенная почти в упор, расколола Поссе голову, и та лопнула, как переспевшая дыня. Солдат нерешительно поднял ружье, Бермессер покачал головой — и ружье опустилось.
Ветер на мгновение стих, и в это мгновение стало видно, как стремительно приближается корабль. Его подгонял попутный ветер, и он шел на всех парусах...
А потом началось безумие.
Рамона швырнуло на палубу, он едва успел ухватиться за обрывок ванта, несколько волн одна за другой захлестнули его, протащили с десяток шагов. Все ревело, гудело, стонало, скрипело, трещало, корабль вертело, как щепку в водовороте. Это длилось или вечность, или несколько секунд — не больше, иначе не выдержали бы реи, — а потом всё застыло. Штиль стал такой неожиданностью, что сначала показался страшнее шторма.
Две силы схлестнулись между собой, встали намертво между фрегатами, и Рамон поймал себя на том, что волнуется. Это было странно и неприятно, почти трусливо, но он не хотел, чтобы кровожадный ветер вернулся. Рамон вскочил на ноги и добежал до борта. Хромая, к нему присоединился Бермессер. Больше на шканцах никого не осталось, даже тел.
— Ваш?
— Наш, — согласился Рамон. — Это капитан Вальдес.
— Не помню этого имени.
— Ничего, скоро вы о нём услышите достаточно.
— Не сомневаюсь, — пробурчал Бермессер, потирая всё ещё кровоточащую губу. Потом критическим взглядом оглядел корабль и закричал: — Свистать всех наверх! Артиллеристы, приготовиться к салюту!
Он огляделся, видимо, ища хоть какого-нибудь офицера. По трапу взбежал потрёпанный фенрих. Глядя на капитана дикими глазами, он поклонился и испуганно зашевелил губами.
— Докладывайте! — рявкнул на него Бермессер. Извиняясь, повернулся к Рамону. — Я спущусь, пожалуй. Вы ведь помните, что между нашими странами мир? Ваш друг не будет стрелять?
— Думаю, нет, — кивнул Рамон. Вальдес, конечно, сумасшедший, но не до такой степени.
— На «Каммористе» было веселее? — спросил Бермессер, но ждать ответа не стал и торопливо поковылял к трапу.
Рамон недостойно порадовался, что это не его корабль, не его бунтовщики, не его трупы. Свои... свои ещё придётся пережить. Во всяком случае, это всё было не напрасно. Задание выполнено.
Он поднёс сложенную козырьком ладонь ко лбу и вгляделся в горизонт. Вода между фрегатами больше не кипела. Море начало успокаиваться. Ветер — другой ветер, скользнул по щеке, по мокрым волосам, зазвенел серебряными колокольчиками, и Рамон улыбнулся.
Моргнув, он увидел, как фрегат Вальдеса снова одевается парусами.
— Ты очень вовремя, друг, — сказал Рамон негромко. И добавил ещё тише: — Спасибо, девочки.
Пожалуй, он узнал даже больше, чем надеялся.
***
— Жаль, что капитан так просто тебя отпустил! Не ожидал от этой самодовольной рожи.
Вальдес тряхнул мокрыми волосами и быстро надел рубашку — он только что вылил на голову несколько ведер забортной воды. Рамон смотрел на эту процедуру с отвращением. Ледяной воды ему хватило на несколько лет вперёд.
Взлохматив волосы, Вальдес прошлёпал по палубе к Рамону, оставляя за собой мокрые следы. Матросы тут же схватились за швабры и мешки с песком — до конца вахты всё должно было снова блестеть.
— Тогда мы смогли бы подраться! Может даже развязать, наконец, войну! Ты только представь: выстрелы, абордаж, гуси орут! — Вальдес изобразил несколько выпадов со зверским лицом.
— Штаны надень, — буркнул Рамон.
— Ты не романтик, — обиделся Вальдес, останавливаясь, чтобы попасть ногами в штанины, и бросился следом за Рамоном, который не собирался ждать. — Только представь, мы захватываем десять... нет, двадцать дриксенских линеалов! Приводим их в Хексберг, все в поту, крови, и адмирал лично вручает нам ордена! И новые звания! Вот почему я до сих пор капитан фрегата? Вот где мой линеал, Рамон?
— Будет тебе линеал. Как только заслужишь.
— По-моему, я уже заслужил, — Вальдес обиженно надул губы и подбоченился. Потом заулыбался, едва сдерживая восторженный смех: — Ты видел, как это было?.. Видел?
— Видел, — Рамон кивнул ещё мрачнее. То, что он видел на шканцах «Северной девы», поразило его не меньше битвы враждующих ветров. — Я рад, что твои «девочки» оказались сильнее.
— Я назову в их честь свой будущий линеал! — торжественно поклялся Вальдес, прижимая ладони к сердцу.
Проиграй они, и уже много часов назад всё было бы кончено.
Рамон не хотел думать о том, что находился на краю гибели, но всё равно вспоминал и вспоминал об этом против воли. События всплывали перед глазами разрозненными картинками: Бермессер с дымящимся пистолетом в руке, вода, смешанная с кровью убитых стеньгой солдат, разлетевшаяся в клочья голова первого лейтенанта, упавшая со стола бутылка вина. Увидев бордовое пятно на его рубашке, Вальдес сначала решил, что Рамон ранен...
Он должен Бермессеру жизнь.
— Вряд ли мы получим за это орден, — наконец сказал Рамон, — но, по крайней мере, нам есть, что написать в рапорте.
— И что не стоит писать, — добавил Вальдес, ухмыляясь. Он мог сколько угодно вести себя, как мальчишка — но дураком он, к своему счастью, не был. — Думаю, версия, что дриксенские ведьмы насытились кровью соотечественников и улетели прочь, выглядит достаточно правдоподобной.
Рамон кивнул. Адмиралтейство будет стоять на ушах. Древние легенды и современные сплетни, заинтересовавшие адмиралов, и связанное с ними задание заставило Рамона посмеиваться, читая приказы. Таинственная бухта, ведьмы под Метхенберг — звучит, как одна из тех историй, что дети любят рассказывать ночью под одеялом, когда задувают свечи. Но в бухте ему стало не до смеха.
Вальдесовых девочек и ночные пляски на горе Рамон воспринимал как что-то само собой разумеющиеся. Кровожадные дриксенские ведьмы оказались совсем не такими. Неизвестно, ненавидели они всех талигойцкев, или только нарушивших их уединение, но тридцать человек осталось на дне бухты, а если бы не Вальдес, их было бы триста тридцать...
— Я забыл поблагодарить тебя, — Рамон хлопнул себя по лбу.
— Не стоит, — Вальдес широко улыбнулся. — Всегда хотел узнать, на что способны девочки.
Для Вальдеса это было всего лишь игрой. Может быть, окажись он в той бухте, он изменил бы своё мнение, но Рамон не собирался его переубеждать. Особенно теперь, когда он понял, на что способны кэцхен, он не знал, бесстрашие Вальдеса, — это безумие или благо? Но ему нужен был человек, управляющий этой силой. Ему и Талигу.
— Боюсь, отношения твоего друга Бермессера с дриксенскими ведьмами основательно подпорчены, — Вальдес подмигнул лихо и вгляделся в горизонт, расстилающийся за кормой. Рамон тоже обернулся, но, конечно, мачты фрегата давно уже скрылись из виду. — Ох и устроят же они ему шторм однажды…
— А с Хексбергскими? — перебил Рамон.
— Как знать, — Вальдес легкомысленно пожал плечами и посмотрел вверх. — Как знать.
-
-
07.02.2015 в 12:27Вот много чего можно сказать о нашем каноне, но то, что в нем есть составляющие любого жанра - этого не отнять)))
Чудесный Рамон, такой живой и настоящий. В книге его не так уж много, но у вас он какой-то очень правильный получился, мне кажется. Бермессер-который-еще-не тоже отличный и мне понравилось, что он разозлился, а не испугался. Да и остальные - все хороши!
Вообще (отчасти из-за слабого знания канона) было ощущение, что читаю отличный роман о морских приключениях - все эти стеньги, фальшборты и прочие марсели - вкус детства же! И все время поглядывала в низ экрана: как, так мало осталось?! Вот честно, читала бы такое томами!
Спасибо за доставленное удовольствие.
-
-
08.02.2015 в 03:03Мистика, приключения, герои – всё великолепно.
И Бермессер – о нём хочется упомянуть особо. Отношение к этому герою у меня, скажем так, сложное. К канонному – однозначное, к фанонному – хм… неоднозначное. Но у Вас он так хорош – живой, убедительный.
А то, как по ходу действия всё сильнее проявляется нечто загадочное в поведении и людей, и стихий, действительно напоминает «одну из … историй, что дети любят рассказывать ночью под одеялом, когда задувают свечи».
-
-
11.02.2015 в 16:31-
-
11.02.2015 в 17:39Очень интересно, читал не отрываясь.
С благодарностью
-
-
11.02.2015 в 17:49Вот много чего можно сказать о нашем каноне, но то, что в нем есть составляющие любого жанра - этого не отнять))) Это точно) И ещё модерн-АУ на него просто фантастически удобно ложится.
Бермессер-который-еще-не тоже отличный и мне понравилось, что он разозлился, а не испугался.
все эти стеньги, фальшборты и прочие марсели - вкус детства же! Захотелось чего-то аутентичного, чтобы по всем правилам) Жаль, я в детстве про море читала только Жюля Верна и не понравилось(
И вам спасибо
Linnaren, спасибо за такую оценку
Отношение к этому герою у меня, скажем так, сложное. К канонному – однозначное, к фанонному – хм… неоднозначное. Тут всё запутано...читать дальше
айронмайденовский, благодарю
Все прекрасны, все живые Пока-что живые
-
-
11.02.2015 в 18:07читать дальше
-
-
11.02.2015 в 21:41-
-
11.02.2015 в 22:10-
-
21.02.2015 в 20:26-
-
23.02.2015 в 00:42читать дальше