Команда Войны. Детектив

[Команда Войны]

Название: Последняя истина
Размер: 14 192
Пейринг/Персонажи: Эрвин Ноймаринен/ Валентин Придд
Категория: джен, юст, преслэш
Жанр: детектив
Рейтинг: G
Краткое содержание: Приезд Валентина Придда совпадает с цепью загадочных смертей в замке Ноймар
Примечание/Предупреждения: смерть нескольких персонажей


Пролог


– Эрвин!

Голос брата эхом прошелся по стволам елей, обгоняя топот копыт по чуть подтаявшему снегу. Эрвин обернулся. Там, где дорога сворачивала к ручью, появились два всадника. Первый, что несся к нему, сжав пятками бока гнедого, был Маркус. За ним, чуть отставая, но торопясь по мере сил, ехал старый капитан Нольте. Что они там увидели?

Эрвин натянул поводья, останавливаясь. Этой зимой в окресностях Ноймара неожиданностей не случалось – ими пестрил большой мир за краем гор, мир сошедший с ума и катившийся, казалось, к разверстой пропасти, вроде той, куда по слухам угодил на исходе лета регент Алва. Вести одна страннее другой приходили из Марагоны, из Дриксен, из сгоревшей Олларии, но здесь, над вечно мчащейся вниз Доннерштрaаль, время словно зависло, прежде, чем мутным потоком броситься вниз. Герцог после отъезда Савиньяка почувствовал себя хуже и почти не собирал советов, вместо него обязанности регента Талига по сути перешли к наследнику Людвигу, а всей обoроной Ноймаринен поставили командовать Альберта. Пока маршал Севера истреблял дриксов в Марагоне, в горах падал снег и звенела туго натянутая струна ожидания. Альберт, казалось, тоже слышал ее и каждое утро, как заведенный, выезжал из Ноймарского замка с егерями или со своим порученцем, ища спасения в скачке по снегу. Bозвращался он обычно к полудню, чтобы в тысячный раз обсуждать с отцовскими офицерами планы обороны перевалов. Впрочем, и Эрвин с Маркусом по возможности находили дела за пределами замка – будь то ревизия ближайших гарнизонов, или просто выезд на учебные стрельбы с отрядом, как сегодня.

Всадники между тем приблизились. Всклокоченный, потерявший где-то шляпу Маркус подъехал первым, бледное веснушчатое лицо сейчас казалось совсем мальчишеским.

– Эрвин, там... – Голос младшего брата прервался, пока тот натягивал поводья, с трудом удерживаясь на нервно плясавшем гнедом.

Показалось, или в глазах блестнули слезы? Таким он видел Маркуса только однажды, когда на охоте егерь случайно подстрелил любимую борзую брата. Тогда ему было пятнадцать лет.

– Докладывайте, Нольте.

Эрвин повернулся к капитану, поспешно отводя взгляд от расклеившегося Маркуса, между прочим – теньента кавалерии.

– Плохо дело, господин граф, – начал было капитан, но перехватив удивленный взгляд продолжил рапорт без отступлений. – На переправе их сиятельство граф Альберт, убиты. Одни, больше нет никого.

– Что...

За спиной тихо охнул один из солдат, и тут же смолк. Рука сама поднялась к груди, где под слоем сукна и батиста, у самой кожи, собирал тепло сердца небольшой камень – горный оберег. Ноймары отродясь не носили эспер. Впрочем, когда Эрвин заговорил, голос прозвучал почти ровно.

– Покажете мне место. Маркус, останешься здесь с людьми. Фулькорн, езжайте в замок и доложите герцогу... нет, лучше маркизу Ноймару. Живо.

Не оборачиваясь, чтобы убедиться, правильно ли его поняли, он тронул пятками бока чaлого и на рысях последовал за Нольте к повороту. Хотелось нестись галопом, разметая снег, соскочить с коня и проверить, нельзя ли все же оживить, вернуть... Но было откуда-то совершенно очевидно, что Альберта уже не позвать оттуда, куда он ушел внезапно, первым из четырех сыновей герцога Ноймаринен.

То, что открылось взгляду на заросшем лесом берегу выше переправы через ручей, было одновременно и страшнее, и обыденнее ожидаемого. Альберт лежал на боку, словно решил вдруг припасть ухом к заснеженной земле над ручьем, неподалеку нервно рвался с повода пойманный солдатами серый линарец с белой звездочкой на выпуклом лбу. Кровь, неровным пятном впитавшуюся в снег, Эрвин по-настоящему увидел только когда спешился. И взгрогнул, невольно поднеся руку ко рту, когда Нольте перевернул брата. Пуля разнесла часть лица, навсегда утратившего знакомые черты. Эрвин отвернулся, сделал пару шагов к воде. Снег здесь мешался с выступавшей над водой сероватой глиной, подтаявшей во время недавней оттепели.

В оцепенении он сделал еще шаг и застыл y кромки воды, глядя на другую сторону ручья. Там на берегу в таком же месиве из снега и глины отчетливо виднелись свежие конские следы.

Нольте, похоже, уже заметил направление его взгляда.

– Прикажете поискать, откуда? – капитан хмуро кивнул в сторону леса на той стороне.

– Да, пусть посмотрят, сколько их было и с какой стороны приехали, – скованно отозвался Эрвин. Оцепенение не желало проходить.

Пока люди на этой стороне ручья заворачивали в плащ тело Альберта для перевозки в замок, а на той стороне искали следы неизвестно откуда взявшихся налетчиков, он так и стоял у воды, бездумно глядя то на камни, отшлифованные до безупречности быстрым течением, то на собственные заляпанные глиной ботфорты. Где-то отзывались делеким криком над лесом стаи воронья, перекатывался по камням ручей, выбиваясь из-под слоистого льда. Холодные голоса звучали в водопаде под Эренфельс, выстуживая всю радость из сердца.


I. Следы из дома

Люди, посланные Нольте на тот берег, вернулись через полчаса с докладом, что всадник на той стороне был один и ехал со стороны Нoймара. Сквозь охватившее Эрвина странное безразличие эта новость кольнула чем-то тревожным. Только выезжая наконец на дорогу, он смог найти определение причине тревоги. Беда пришла из дома, а не из-за гор.

В замке сразу бросилась в глаза необычная для середины дня тишина, сообщавшая, что солдатам и челяди герцога Ноймаринен уже известно о происшедшем.

Людвиг встретил их на лестнице в апартаменты отца. По нетерпению, сказывавшемyся в его движениях и повороте головы, Эрвин понял, что брат настроен действовать более, чем скорбеть. Kак впрочем и он сам.

– Как это случилось?

– Похоже, предательство. В него стрелял кто-то из Ноймара. – Только произнеся это вслух, Эрвин до конца осознал произошедшее.

– Вот как… Отец сегодня не выходил, доклады принимал в спальне. – Людвиг говорил отрывисто, словно боялся длинными фразами выдать растерянность. – Но думаю, больше мы не можем скрывать от него.

Вместе они стали подниматься к распахнутой двери в приемную. Маркус шел следом за Эрвином – за все время пути домой он не проронил ни слова, и хотелось повернуться к нему, взять за плечи и встряхнуть, но было не время и не место.

Первым, кто встретился им в приемной, был отцовский секретарь, Хартманн. Завидев вошедших, рыжеволосый мужчина поклонился и тут же по старому обычаю коснулся того места, где носят под одеждой каменный оберег – Эрвин знал, что он родом из Придды, но за годы успел перенять обычаи ноймаров. Он отвлеченно кивнул в ответ, все еще не в силах отогнать странное оцепенение, напавшее на него на переправе.

– Герцог сегодня дважды звал мэтра Гольдбрунна, – сказал секретарь, когда Людвиг двинулся к двери. – Не может ли столь дурная новость нанести вред?

Хартманн был располaгавшим к себе человеком и его забота о герцоге была скорее всего искренней, но сейчас и она раздражала. Эрвин заметил, как на мгновение заколебался брат, и наконец нашел в себе силы прервать оцепенение. Сделал шаг вперед и распахнул дверь перед Людвигом. Oни прошли через пустой кабинет и маленький вестибюль, отделявший его от спальни. Лакей открыл перед ними последнюю дверь и повинуясь жесту Людвига, остался снаружи.

Рудольф Ноймаринен был аккуратно одет и выбрит, как всегда, но Эрвин невольно вздрoгнул, увидев, каким усилием ему дался поворот в кресле, когда сыновья появились в комнате.

Отец обвел их вгзлядом, кивнул и обозначил знакомый жест рукой, предлагая говорить.

Людвиг прокашлялся, но отец опередил его, тихим но твердым голосом спросил:

– Неужто дриксы на перевалах?

– На перевалах все спокойно, слава Создателю. – Людвигу будто стало легче оттого, что не он начал разговор. – Убили Альберта... сегодня днем.

Мгновение Эрвину казалось, что герцог не улавливает смысла сказанного, но потом он заметил, как рука отца сжала подлокотник и в совершенно ясном, как прежде, взгляде появилась определенность.

***

– Значит, следы вели из Ноймара. – Рудольф поднял тяжелый взгляд на старшего сына. – Сам-то что об этом думаешь?
Эрвин, имевший в отличие от брата больше времени, чтобы подумать над происшедшим, имел кое-какие соображения о поисках убийцы, но герцог хотел знать мнение Людвига – того, на кого готовился оставить Ноймаринен и Талиг.

– Должно быть кто-то засланный от дриксов, еще в прошлом году... или раньше. – Людвиг опустил ладонь на послокотник кресла, как бы давая понять, что для него эта версия исчерпывает круг возможностей. – Поиск начнем немедленно, только распоряжусь, чтобы Альберта положили в часовне.

– Об этом распоряжусь я, – бесцветным голосом прервал его отец. – Ты собирай совет, и подумай, кто теперь отвечает за перевалы.

– Если в замке и вправду засланный дриксами убийца, начать стоит с этого, – чуть выдвинув вперед подбородок, как делал всегда, если решался спорить с отцом, возразил Людвиг.

– Убийцу пусть поищет Эрвин, а на тебе – Талиг и Ноймаринен, – Рудольф не принял возражение, и Эрвин мысленно поблагодарил отца за доверие. – И не забудьте про наших гостей. Идите.


– Гостей?

Эрвин недоумевающе повернулся к брату, как только они оказались в приемной, на этот раз одни – Хартманн куда-то делся.

– Да, пока вас не было, прибыл из Западной армии мoлодой Придд с отрядом, – рассеянно обронил Людвиг. – Пока не знаю, с чем пожаловали. Но это ждет до ужина, наверное. Что думаешь делать, пока следы горячи?

– Узнать, почему Альберт поехал сегодня один. Кто об этом знал. Кто вернулся в Ноймар из лесов за утро.
Людвиг кивнул, обозначая одобрение.

– Возьми себе в подчинение Нольте и сколько понадобится солдат, если нужен приказ о чьем-то аресте, считай, он у тебя есть. Я пойду, совет и вправду надо собрать.


Найти, кто знал об утреннем отъезде Альберта в одиночестве, оказалось нетрудно. Трудность состояла в том, что свидетелей оказалось слишком много – помимо часовых на воротах замка и находившейся в тот час во дворе челяди, об этом знали еще несколько слуг и не ко времени захворавший порученец, остававшийся в своей комнате. Позже, впрочем, теньент Винтерлих отправился-таки к аптекарю в город и пока не вернулся, так что расспросить его об утренних событиях не было никакой возможности. Попытки людей Нольте проверить, нет ли у какого из вернувшихся недавно в замковые конюшни коней на копытах серой глины, результатов не принесли. То ли убийца оказался умнее и перед возвращением в замок обтер коня соломой или снегом, то ли приехал он все же не из замка, а из городка. Скорее из упрямства, чем из надежды на успех, Эрвин велел проверить коней в конюшне городской стражи и во всех трактирах, и направился к себе переодеться.


II. Бдение

Траур, сшитый по Его Величеству Фединанду, Эрвину довелось носить всю весну и лето, после известий о смерти королевы. Черное сукно было как родное, и Эрвин криво улыбнулся себе в зеркале, пока слуга щеткой смахивал пылинки с только что надетого колета. После гибели Катарины ему казалось, что в этом году он исчерпал и способность тосковать по утратам, и готовность испытывать ненависть к убийцам.

Спускаясь по лестнице, чтобы выяснить, не вернулся ли из города порученец Альберта, он нос к носу столкнулся со смутно знакомым молодым офицером в черно-белом мундире. Вкруг пояса незнакомца лежал изящно перевязанный лиловый шарф.

– Граф Литенкетте, полагаю? – Офицер изящно полконился, затем чуть смущенно окинул взглядом траурный колет Эрвина. – Примите мои соболезнования. Мне жаль, что в моем багаже нет траурного платья.

– Благодарю вас, – Эрвин поклонился в ответ. – Что до траура, вы не могли знать.

Участвовать в чужом трауре всегда бывало для него сущим наказанием, и он искренне сочувствовал молодому Васспардy... то есть Приддy. Эрвин чертыхнулся про себя. Он так и не привык к перемене – при словах «герцог Придд» в памяти возникал старый интриган Вальтер, а этот юный полковник вызывал совсем другие ассоциации... то есть мог бы вызывать, если бы не кушак и характерно вытянутое лицо с внимательными серыми глазами.

– Добро пожаловать в Ноймар, герцог, – добавил он запоздало. – Простите нас, маркиз Ноймар и я сможем быть в вашем распоряжении не раньше ужина. Надеюсь, мажордом уже...

– Вам вряд ли стоит сейчас об этом беспокоиться, – Придд едва заметно наклонил голову, отвел с лица каштановую прядь. – Насколько я понимаю, убийца графа Доннербурга еще не найден?

– Нет, – пробормотал Эрвин.

– Не буду вам мешать. Но буду рад помочь, когда понадобится, – церемонно произнес Придд, с легким поклоном направляясь дальше.

Эрвин мысленно покачал головой. Очевидно, все, что рассказывали о самоуверенности Спрутов, в большой мере было правдой.

У Нольте не нашлось для него новостей. Теньента Винтерлиха искали в городе, но от аптекаря он уже уехал. Эрвин отпустил капитана и собрался заглянуть в кабинет Людвига в надежде, что совет уже окончен.

В галерее было пусто, не считая гвардейца у дальней стены. Зa окнами, за рваным занавесом снега, к Ноймару подкрадывались горы. Утешало лишь одно – зима, какова ни была бы ее власть, должна была закончиться когда-то. Бесконечен был только свод небес, загибавшийся серым войлоком к краям гор, но никогда не смыкавшийся с ними. Рано или поздно, он расцветет лазурью.

Cтарший брат сам встретил его на пороге. Рядом стоял безупречно выбритый и казавшийся образцом собранности Придд, будто и не приехал кошки знает откуда сегодня утром.

– Вот и он!

Людвиг, тоже сменивший утренний серый колет на траур, повернулся к гостю.

– Герцог Придд вызвался помочь тебе в поисках, – добавил он, обращаясь уже к Эрвину.

Решительно, сегодня все считали, что крайне его обяжут, если будут давать ценные советы по поиску убийц.

– Расскажешь диспозицию по дороге в часовню, – устало сказал брат. – Отец велел через полчаса собрать всех на вечернюю службу.

Эрвин с удивлением поднял глаза на окна – и вправду, скоро стемнеет.

Особой набожности за герцогом Рудольфом не водилось, но в обычаях ноймаров было две, а зимой и четыре ночи бдить у гроба ушедшего, прежде, чем отслужат заупокойную службу. В первый вечер присутствие семьи и домочадцев было обязательным, как и в последний. Никто, кроме стариков, уже не проводил над гробом всю ночь, но быть рядом на закате считалось незыблемым долгом.

К тому времени, как они с Приддом дошли до часовни, располагавшейся в старой части замка, большая часть домочадцев была уже в сборе. Люди кланялись, расступаясь. Герцог еще не появился, но у гроба недвижно сидела в кресле мать, а рядом стоял Людвиг с женой и сыновьями. Леона, прекрасная, как всегда, несмотря на траурную вуаль и простое черное платье, наклонившись, дежала за руку младшего, Генриха, совсем недавно научившегося ходить. Четырехлетний Рудольф стоял чуть позади родителей, прячась в тенях вместе вместе с мэтром Хартманном, бывшим по совместительству наставником мальчикa.

Альберт казался бы спящим, если бы не половина лица, закрытая платком. Смотреть в сторону гроба Эрвину не хотелось – слишком свежи были воспоминания об утреннем кошмаре. Он заметил, что и Маркус, появившийся еще позже них, тоже упорно отводил взгляд от убитого брата.
Герцог появился спустя некоторое время. Или походка отца стала тяжелее, или две цепи – регента Талига и герцога Ноймаринен – слишком большим бременем давили на плечи. До сих пор Эрвин не замечал, что Рудольф начал усыхать, как все старики, но сегодня это бросалось в глаза. От мыслей о бренности жизни его отвлекло только деликатное прикосновение к рукаву. Эрвин обернулся – за ним стоял капитан Нольте, молча указывая взглядом на двери часовни, где к толпе скорбящих только что присоединился еще один человек – бывший порученец Альберта, теньент Винтерлих.

– Проверьте его коня, – тихо велел Эрвин, и хотел было повернуться назад, но его взгляд невольно задержался на бледном, экзальтированном лице теньента.

Винтерлих смотрел на гроб Альберта так, словно это зрелище одновременно повергало его в восторг и трепет. Странная, чуть безумная улыбка искривила его рот, и вдруг погасла, как только его взгляд столкнулся со взглядом Эрвина. Теперь он был похож на человека, очнувшегося ото сна и внезапно осознавшего, что он не одет и находится среди толпы. Через мгновение он отвел глаза и вновь стал похож на невзрачного молодого офицера из Таннервальда.

Эрвин затруднился бы сказать, сколько прошло времени, когда заглушая мерное бубнение капеллана послышались крики и шум у дверей часовни. Все оборачивались, Людвиг первым метнулся в сторону выхода, и Эрвин последовал за ним. У закрытых сейчас дверей в цепком захвате двух людей из отряда Нольте бился теньент Винтерлих. Если бы вырезанные из дерева фигуры, изображавшие муки грешников в Закате, которые Эрвин видел в аббатстве святого Хорста, могли оживать, они были бы похожи на лицо Винтерлиха в этот миг. Откуда-то появился Нольте, двери отркыли, еще двое людей стали помогать вывести – а точнее, выволочь – Винтерлиха из часовни, и тут другой крик прорезал гул голосов за спиной. Эрвин в недоумении обернулся. У гроба Альберта бился в истерике маленький Рудольф, едва удерживаемый матерью и мэтром Хартманном.


III. Винтерлих

– Возможно теперь вы наконец объясните мне, что произошло.

Они стояли в галерее по другую сторону выхода из часовни. Винтерлиха увели, Людвиг переводил недоуменный взгляд с Эрвина на Нольте. Краем глаза Эрвин заметил, что Придд тоже счел возможным покинуть бдение и теперь застыл у темного окна в паре шагов от них.

– Я велел капитану проверить, не был ли Винтерлих сегодня там, где стреляли в Альберта, – начал Эрвин.

– С вашего позволения, господин граф, это не все, – вклинился Нольте. – Мы нашли пистолет теньента Винтерлиха. Совершенно очевидно, что из него сегодня стреляли. И да, глина на ногах и копытах коня...

– Винтерлих? – Людвиг удивленно вскинул брови. – Он казался тихим малым и хорошим офицером.

– Это похоже на помешательство, – глядя на носки сапог произнес капитан. – У меня была тетка, которая помешалась, и поверьте...

– Благодарю вас, капитан, – заметно поморщившись, произнес Людвиг. – Когда теньент чуть успокоится, допросите его, насколько это возможно и доложите. Сейчас я вернусь к герцогу. Эрвин?

Брезгливость Людвига была очевидна: одно дело, когда твоего брата убили враги, и другое – когда его убийцей по прихоти случая оказывается обезумевший порученец. Однако что-то мешало Эрвину просто вернуться в часовню.

– С твоего позволения я пойду с капитаном, – произнес он, кидая вопросительный взгляд на уже вполне откровенно слушавшего их разговор Придда.

– Я присоединюсь к вам, если позволите, – ожидаемо произнес Спрут.

Людвиг окинул их взглядом и кивнул, возвращаясь в часовню.

Винтерлиха содержали не в нижних этажах старой части замка, где находилась тюрьма, а в его собственной комнате, к которой приставили надежный караул. Эрвин, естественно, никогда не бывал здесь раньше, но сейчас и комната и ее злосчастный обитатель поразили его своей обычностью. На столе лежали несколько мелких монет и какая-то книга в темном переплете, горела свеча в посвечнике. Винтерлих сидел на стуле у небольшого стола, положив руки на колени, и медленно встал, когда Эрвин с Приддом и Нольте появились на пороге. Если бы не цепи на руках и не кровоподтек, оставшийся от потасовки при аресте, его можно было бы принять за безупречного порученца, ожидающего распоряжений начальства.

Ни затравленного, полудикого взгляда, как час назад в часовне, ни попытки спрятать глаза. Перед ними словно был другой человек.

В самой запомнившейся из читанных Эрвином в детстве историй волшебник погрузил себя в водоворот безумия и тьмы, выпив эликсир, сделанный из дохлой мыши, которую он украл у спятившей старухи, вообразившей себя кошкой. Казалось, Винтерлих тоже был еще недавно под действием подобного эликсира, а теперь к нему вернулся человеческий облик. Каким он был, когда стрелял в Альберта?

– С позволения маркиза Ноймара, я намерен задать вам несколько вопросов, – начал Нольте. – Граф Литенкетте и герцог Придд будут присутствовать при этом.

Винтерлих молча поклонился.

– Соблаговолите сесть, господин граф. – Нольте едва заметно кивнул в сторону единственного стула, на котором недавно сидел бывший порученец Альберта.

Эрвин подумал было отказаться, не испытывая ни малейшего желания садиться, но перехватил взгляд капитана и сел.

– Итак, сегодня утром вы сослались на сильное недомогание и не стали сопровождать графа Доннербурга в утренний объезд, – сказал Нольте.

Бывший порученец кивнул.

– ... затем вы все же выехали из замка, якобы направляясь к аптекарю в город, и по пути свернули к переправе через ручей, где к этому времени проезжал в одиночестве ваш командир?

Винтерлих снова кивнул, затем приподнял руку и поправил сбившийся шейный платок. Звякнули цепи.

– Вы целились ему в спину, находясь на другой стороне ручья, не так ли?

Эрвин невольно впился ногтями в ладонь и разомкнул пальцы только почувствовав боль.

Винтерлих на миг опустил глаза, но тут же поднял их на Нольте и кивнул в третий раз.

– Господин граф обернулся, и мне пришлось...

– Пришлось?

Эрвин сам не заметил, как вскочил со стула и только встав, усилием воли заставил себя снова сесть. Не хватало только марать руки о преступника.

– Не соблаговолите ли назвать нам причины убийства? – как ни в чем ни бывало спросил Придд.

Винтерлих заметно вздрогнул, печально и чуть испуганно покачал головой.

– Увы, я не помню, из-за чего стрелял в графа Доннербурга.

– Не помните?!

На этот раз Эрвин опомнился только когда уже пересек комнату и схватил опешившего порученца за воротник, бешено встряхнув. Опомнился потому, что почувствовал на плече чью-то руку. Придд смотрел на него спокойно, и это усиливало чувство стыда.

– Мы можем найти способ помочь вам вспомнить, – сказал Нольте.

Откровенный испуг на лице теньента сменился выражением унылой отреченности.

– Я знаю, капитан. Я боюсь допроса, но это... не поможет. – Сейчас казалось, что глазами Винтерлиха на них смотрит само отчаяние. – Я молю Создателя и вас, господа, о скором конце.

– Герцог уже назначил барона Шонберга, капитана гарзнизона, проводить трибунал, – сухо сообщил Нольте.

– Кого из своих друзей вы желали бы увидеть, пока живы? – вдруг спросил Придд.

Винтерлих покачал головой.

– Мои друзья остались в Таннервальде.

– Неужто никто не был добр к вам?

Эрвин поднял удивленные глаза на Спрута, не понимая, к чему он клонит.

– Отчего же, – безжизненно отозвался Винтерлих. – Господин граф был добр ко мне, как и маркиз Ноймар, и...

Он вздрогнул, потом сосредоточенно притих, словно силился вcпомнить ещe, но замолчал и потупился.

– Полагаю, мы можем закончить на этом, – через силу произнес Эрвин, поворачиваясь к двери.

***
– Мне показалось, вас мало удивило происходящее.

Они были за столом одни, не считая Маркуса. Герцог и герцогиня изъявили желание остаться на ночь у гроба сына, Людвиг извинился перед гостем и отправился утешать супругу, испуганную истерикой Рудольфа.

Придд покачал головой, продолжая методично отделять мясо от костей перепелки.

– Вы и правы и неправы. Меня удивило то, что при странных обстоятельствах умер граф Доннербург, а не маркиз Ноймар.

Эрвин поперхнулся вином и вскинул взгляд на спокойное, как лесное озеро в летний полдень, лицо Спрута.

– Я не понимаю... – произнес Маркус.

– И не удивительно, если раньше вы не задумывались над некоторыми совпадениями. – Придд пожал плечами, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – Я, в свою очередь, уже давно ломал голову над тем, что собственно происходит. Как однажды заметил барон Райнштайнер, кто-то неизвестный нам с редким упорством устраняет старших сыновей старинных родов Талига – вспомните, это началось с непонятных гонений на нынешнего графа Ариго, потом погиб мой брат, сташие сыновья Эпинэ все оказались втянуты в бессмысленную бойню в Ренквахе. А если вспомнить еще и старших братьев герцога Алва... Причины каждый раз были разными, но не призвано ли разнообразие причин просто отвлечь нас от закономерности?

Эрвин поежился.

– Зная барона Райнштайнера, я не стану сразу отвергать эту мысль как безумную, хотя признаюсь, она мне такой кажется, – признался он, допив свой бокал и аккуратно поставив его рядом с тарелкой. – Но каково ваше объяснение?

– Вы смотрите на меня так, словно я знаю ответ, – покачав головой, заметил Придд. – Но нет, я не знаю ничего кроме старых сказок. Говорят, на Изломе древняя кровь имеет значение, и она тем сильнее, чем ближе к истоку, что бы это не значило. Поэтому избираются сташие.

– Ариго, Придды, Эпинэ по крайней мере принадлежат к эориям и Повелителям, раз уж мы заговорили о старине, – заметил Эрвин.

– Это так. Но и кровь Манлия Ферра, возможно, что-то да значит. В давние времена вашего предка называли Щитом Севера.

– Но кому это могло понадобиться? – недоумевающе спросил Маркус. – Вряд ли герцог Марге-унд-Бингауэр, теперь называющий себя новым кесарем Дриксен, имел такие далеко идущие планы, когда граф Ариго был молод, или когда погибли старшие Алва.

– Если бы мы знали ответ на этот вопрос, полагаю, мы были бы избавлены в будущем от многих бед, – проговорил Придд, сделав глоток из бокала. – Отменное вино, позвольте выразить мое восхищение.

Эрвина чем-то невероятно злила его придворная манера, и в то же время он признавался себе, что если бы не Придд, они с Маркусом вряд ли бы выдержали этот ужин. Слишком много боли связывало их с братом сегодня.

– Зачем вы спросили Винтерлиха о его друзьях? – поинтересовался он, вспомнив недавний разговор.

– Вам это может показаться странным.– Придд посмотрел на него через стол, протягивая слуге опустевший бокал. – Связи и вправду, возможно, нет. Когда погиб мой брат, один из егерей, бывший на той охоте, сошел с ума. Невероятно сильное помешательство, это было похоже... на то, что мы видели сегодня. В моменты просветления впрочем он становился тих, и говорят, постоянно звал родных и друзей. Кроме одного – нашего капеллана, хотя раньше и дня не проходило, чтобы он не ходил в часовню или на исповедь. Отец рассказывал, что Дитрих – так звали того бедолагу – никак не мог заставить себя даже произнести его имя. И что самое странное, капеллан уехал неизвестно куда и не вернулся после той ночи.

Он замолчал и стал пить вино.

Эрвин продолжал смотреть, выхватывая взглядом незначительные детали – как чуть склонилась на бок красивая голова, как двигался под кожей кадык, когда Придд глотал. Валентин, словно почувствовав внимание, поднял глаза, и Эрвин спешно перевел взгляд на шпалеру за его спиной.

@темы: фанфики, Война

Comments

[Команда Войны]

IV. Талиг

Было еще очень раннее утро, когда Эрвина разбудил слуга с сообщением, что его срочно ожидает маркиз Ноймар. В спальне было холодно – зимой Ханс приходил за час до рассвета, чтобы растопить камин, и тогда спустя какое-то время можно было вставать, не боясь озябнуть, но сегодня у него не было такoй роскоши. Пришлось, умыв лицо ледяной водой, наскоро натянуть привычный траур, пригладить волоcы перед протянутым Хансом зеркалом и отправиться к брату.

Вид у Людвига был такой, словно все мыслимые и немыслимые несчастья сегодня обрушились на замок Ноймар, грозя смести их с лица земли.

– Дриксы на перевалах? – невольно повторяя отца, поинтересовался Эрвин.

– Лучше бы это. Зайди, – Людвиг повернулся назад, жестом приглашая его в комнату.

Больше там никого не было. На неубранной кровати лежали письма, стол ломился от бумаг.

– На тебе лица нет, – закрывая дверь, честно сообщил брату Эрвин.

– Знаю, садись. – Людвиг указал на кресло у растопленного камина, сам опустился в другое. - Скажи, ты знавал в столице старшего брата Придда?

– Юстиниана? Да, немного, после Лаик. Но почему ты спрашиваешь? – Эрвин поднял на брата непонимающий взгляд.

– Oн мог увлечься женщиной настолько, чтобы забыть... обо всем? О чести, семье, Талиге?

Эрвин нахмурился, пытаясь понять, к чему клонит Людвиг. Когда-то болтали, что гибель Джастина Придда на охоте была связана не то с Алвой, не то с непозволительной близостью к королеве, но он не был склонен верить ни в одно, ни в другое.

– Не думаю. Я знаю, какие слухи ходили при дворе, но...

– Почитай.

Людвиг резким жестом поднял со стола распечатанный пакет, Эрвин узнал расколотую печать с оленем. От Савиньяка?

Письмо с печатью маршала, лежавшее сверху, брат отложил в сторону, и подал Эрвину только сложенный втрое листок дорогой бумаги, исписанный изящным ровным почерком. Он пробежал глазами первые строки, силясь понять, откуда это странное головокружение, будто окна и двери в комнате открыты и ворвавшийся в них ветер сносит и его, и Людвига в темную воронку бури.

То, в чем признавалась в написанном за несколько месяцев до смерти письме женщина, которую он когда-то боготворил, разбивало не только иллюзии прошлого, но и привычную картину настоящего. Королева Катарина не была святой, как он думал, но к своему удивлению Эрвин быстро понял, что сейчас его больше занимает другая мысль. Если принц Карл и принцессы – незаконнорожденные, от трона Талига семью Ноймаринен отделяет только принц Октавий.

– Где Савиньяк выкопал это? – спросил он, возвращая письмо.

– Граф пишет, что письмо ему переслала сама королева, за несколко месяцев до рождения Октавия. Судя по всему, Ее Величество готовила трон своему младшему сыну.

– И что же побудило графа переслать нам это именно сейчас?

В голове роились вопросы. Катарина и Джастин Придд... он думал, что хотя бы немного знает их обоих, но вынужден был признаться себе, что в них, как и в большинстве людей, он предпочитал видеть то, что ему нравится. Даже убивший королеву Окделл когда-то показался ему безобидным мечтателем.

– Вот это.

Людвиг повернулся и поднял с кровати другое письмо, еще запечатанное алой печатью с двумя разделенными молнией жеребцами.

– От Эпинэ?

– Его доставили только вчера вечером. Гонец заблудился на перевале и замерз, его нашли мертвым несколько дней назад. Савиньяк все уже знал. – Людвиг безжизненно кивнул в сторону стола с распечатанными письмами. – Все не могу себя заставить открыть его.

Эрвин потянулся и взял у брата письмо. Людвиг ничего не сказал, только уронил опустевшую руку. Печать сломалась легко. Что было написано в письме, Эрвин уже знал наверняка, но с каждым словом, запечатывавшим для них неизбежность, увеличивалась тяжесть. Принц Октавий. Лихорадка. Шестого дня Зимних Скал.

– Отец знает?

Людвиг покачал головой, молча забрал у него письмо и приложил к лежавшему на столе свидетельству королевы.

– Он едва лег после ночного бдения. Это ждет. Я бы предпочел, чтобы и ты никому не говорил. Послушай! – Людвиг вдруг поднял голову, глядя в лицо брату. – Мы бы вообще могли не говорить об этом, пока идет война и Леворукий знает что творится. Есть новости из Дриксен, их и привез Придд . Марге каким-то образом заручился поддержкой церкви, ему противостоял Орден Славы, но их монастырь разгромлен, и теперь во всех церквях проповедуют о предопределенной войне с Талигом до победы. Те, кто не сошел с ума от того странного поветрия осенью, теперь становятся под знамена, освещенные новым епископом Эйнрехта и берут в руки оружие. Вряд ли этот сброд составит полноценную армию, но спокойствия на перевалах весной ожидать не приходится. Так к каким кошкам ворошить вопрос наследования? Отец и так регент, по большому счету это ничего не изменит, и... все привыкли к Олларам.

Эрвин покачал головой.
– Раз Савиньяк прислал это, значит, молчание его не устроит. Возможно, регент вместо короля в нынешние времена кажется ему не лучшей идеей.

От его слов что-то погасло в лице брата.

– Думаешь, ноймары на троне устроят его больше, чем Оллары? – с сомнением произнес Людвиг. – Хорошо, будь по-твоему, но подождем по крайней мере, пока отец не придет в себя после вчерашнего.

– Как прикажешь.

Людвиг не ответил, только повернулся к окну, за которым начиналo светать. Эрвин молча вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

***
Покои Людвига и его семьи находились в Северной башне, далеко от комнат oстальных братьев, и у Эрвина было время подумать над новостями. Мысли о том, что следовало из письма Эпинэ и признания покойной королевы – мысли, вызывавшие головокружение невероятностью происходящего – преследовали его всю дорогу назад, и он вздрогнул, когда проходя по галерее мимо библиотеки, услышал рядом звонкий голос.

– Вы, боюсь, не выглядите отдохнувшим.

Придд, до безобразия свежий и чисто выбритый, едва заметно улыбнулся, обозначая головой поклон. Эрвину подумалось, что герцог мог бы по крайней мере придержать при себе замечания о его виде этим утром.

– Мне не спалось, – неловко солгал он, в свою очередь приветствуя Спрута поклоном. – Вам угодно ознакомиться с библиотекой?

Придд кивнул.

– Мне сказали, что ключи у секретаря герцога Рудольфа, за ними уже отправились.

– Не желаете пока разделить завтрак?

Он сам не знал, зачем предложил это – но в выскомерии Валентина Придда было что-то дразнящее, и избегать его означало не принять вызов.

– С радостью.

Вдвоем они дошли до комнаты Эрвина. Камин был растоплен, и хотя комната еще не нагрелась по-настоящему, вид подноса со свежей сдобой и нарезанным холодным мясом дразнил аппетит. Валентин Придд устроился в единственном кресле, Эрвин сел на постель. Ханс разлил по серебряным чашкам горячий шадди и вышел, притворив за собой дверь. За окнами мягкими хлопьями падал снег, и хотелось забыть обо всех бедах и беспечно болтать о пустяках с этим чужаком, внимательно разглядывавшим его из-под каштановых прядей.

– Я слышал, вы привезли новости с границы, – проговорил Эрвин, чтобы как-то начать разговор. Его молчание смущало, Придда похоже ничуть.

– Да, новости крайне странные, если вдуматься. Казалось, Дриксен лежит в руинах, как и Талиг, но стоило появиться одному претенденту, ничем кроме наглости не примечательному, и вот уже новой власти благоволит церковь, а под знамена резво стекается народ. Не скрою, я не верю в способность Ордена Чистоты, которому покровительствовал покойный Готфрид, добиться такого. Но в Дриксен оставались братья и других эсператистских орденов, даже тех, которые были полностью истреблены в Агарисе... – Валентин глубоко о чем-то задумался.

Эрвин занялся завтраком, и некоторое время они провели в молчании.

– Скажите, того беднягу, Винтерлиха, уже перевели в тюрьму? – поинтересовался Придд, доливая себе еще шадди.

– Да, полагаю.

– Могу ли я просить ваших людей показать мне ту книгу, что лежала на столе в его комнате? Издалека она показалась мне знакомой, но не могу припомнить, чем.

– Разумеется. Признаться, я думаю это Книга Ожидания. Винтерлиха вряд ли можно назвать книжным червем.

– Возможно и так, – неопределенно ответил Придд.

[Команда Войны]

V. Придд

Нольте не выразил особого энтузиазма, услышав пожелание Эрвина опросить всех офицеров и солдат, служивших с Винтерлихом, о его близких знакомствах в Ноймаре. Эрвин и сам понимал, что делает это для очистки совести, чтобы предпринять хоть что-то для обнаружения того, кто мог вдохновить Винтерлиха на выстрел, но без особой надежды на успех. Уже отпустив Нольте, он вспомнил, что Валентин просил показать ему лежавшую в комнате теньента книгу, и послал вдогонку Ханса. Мгновением спустя в дверях комнаты появился запыхвшийся порученец Людвига. Судя по тому, что глаза капитана Кромберга успели стать размером с небольшие плошки, в замке опять произошло нечто из ряда вон.

– Несчастье с герцогом Приддом, – затараторил Кромберг. – Маркиз Ноймар в библитеке, велели...

Эрвин не дослушал порученца брата, метнулся мимо в полутьму галереи, сердце почему-то колотилось в горле. В памяти вдруг всплыл их завтрак, по-домашнему спокойные полчаса с человеком, которого едва знал.

У библиотеки уже толпились гвардейцы и слуги, внутри в лучах бледного зимнего солнца вились клубы пыли. Людвиг заметил его появление и угрюмо кивнул в сторону упавшего старинного шкафа, отделявшего в этом месте центральный проход от затемненного предела у дальней стены. Рядом копошились двое гвардейцев, укладывая на смастеренные из портьеры носилки Валентина Придда. Волосы волной закрывали большую часть лица, так что не было видно глаз. Губы Придда казались серыми.

– Он дышит? – Эрвин сам удивился спокойствию в своем голосе.

Один из гвардейцев обернулся.

– Да, господин граф. Кажется, его задело не шкафом, а только упавшими сверху книгами, хотя и этого могло хватить, – молодой человек кивнул в сторону нескольких увесистых томов в дорогих переплетах, беспомощно разметавшихся по мраморным плитам пола.

Библиотека в замке была устроена на славу, стараниями покойного кардинала Диомида. Правда, из-за некоторого преобладания в ней церковных книг Эрвин и его братья нечасто проводили здесь время.

– Я нашел его здесь, когда пришел говорить о... – Людвиг прервался, дожидаясь, пока их оставят одних. – За мэтром Гольдбрунном уже послали.

Эрвин кивнул, потом рассеянно наклонился и поднял с пола фолиант, лежавший черенком вверх. Страницы в середине успели смяться, и он пролистал их, пробежав взглядом по заголовкам глав в причудливых виньетках. «О древней Агарии», «Заклятия агарийцев», «Малые истины»... названия ничего ему не говорили, как и странные гравюры с людьми в высоких головных уборах, не то наводившими порчу, не то исцелявшими.

У дверей библиотеки его нашел Нольте, чтобы сообщить, что в комнате Винтерлиха не обнаружили никаких книг.

***

Герцог Рудольф позвал к себе сыновей, когда солнце уже перевалило за полдень. На этот раз он ждал их в кабинете, как в старые времена. Войдя, Эрвин не сразу заметил мать, сидевшую у одного из окон в тени портьеры. Бледность оттеняла круги под глазами герцогини Георгии, и сперва ему подумалось, что отец не должен был так утруждать ее сегодня. Затем пришло понимание – мать, как урожденная принцесса Оллар, как никто другой имела права голоса на этом семейном совете.

– Сядьте, – не обращаясь ни к кому конкретно из сыновей, произнес Рудольф.

Людвиг, до сих пор молча ходивший из конца в конец просторной комнаты, как раньше делал отец, отодвинул одно из кресел у большого стола и сел напротив герцога. Эрвин последовал его примеру, выбрав ближайшее кресло – у него было ощущение, что брат как никогда нуждается в поддержке.

– Полагаю, вы оба знаете, о чем пойдет речь, – начал Рудольф.

Маркус, ничего еще не знавший, непонимающе уставился на братьев, но герцог продолжал, не обращая внимание на недоумение младшего сына.

– Савиньяк в письме напоминает нам о кодексе Франциска. Олларам наследуют Алва, а если их больше нет – Ноймаринены. Мы можем считать, что законная ветвь династии Олларов прервалась, точнее, ее последний потомок находится в этой комнате. – Отец взмахнул рукой в сторону кресла супруги. – Герцогов Алва, как вам известно, тоже не осталось. Ваша мать согласилась с моим мнением о том, как следует поступить, и я надеюсь, что и вы примете ее волю.

Три пары глаз обратились на женщину, все так же тихо сидевшую в своем кресле у окна. Герцогиня Георгия заговорила, сжимая подлокотники. Никогда еще Эрвин не видел мать такой хрупкой, и никогда ее голос не звучал так непререкаемо.

– Ваш отец устал и не примет бремя новой власти. Королем Талига должен стать Людвиг.

Эрвин уловил миг смятения и почти отчаяния на лице брата: Людвиг едва было не открыл рот, чтобы возразить, но замолчал. Хотелось сжать под столом его ладонь, как он делал когда-то если Людвигу грозила взбучка, но так не поступают с королями.

– Письма к должностным лицам королевства и маршалам всех армий должны быть отправлены завтра, – добавил герцог. – Когда они будут готовы, я подпишу все скопом. Маркус, позовите мэтра Хартманна – он должен ждать в приемной.

Эрвин невольно проследил взглядом за младшим братом, и сперва не расслышал голоса отца – так тихо тот теперь звучал.

– Эрвин, теперь послушайте вы.

Он молча повернулся к отцу.

– Kаков бы ни был наш долг перед Талигом, один из вас должен позаботиться о доме. У Людвига хватит забот в Олларии, – с заметной одышкой проговорил герцог. – Когда мы похороним Альберта, я передам вам это.

Ослабевшая рука кратко коснулась звеньев тяжелой цепи.

– В Ноймаринен всегда наследовал старший сын, – пожалуй впервые в жизни он при всех возражал отцу. – Я не уверен, что благоразумно...

– Герцог не приглашал вас говорить, Эрвин, – произнесла мать.

Людвиг, явно испытывая облегчение от того, что сейчас перед ним стояли практические задачи, дававшие возможность хоть на время забыть о перспективах будущего, встал, поклонившись родителям, и первый направился к двери. Ему навстречу появился Хартманн. Секретарь выглядел запыхавшимся, хотя большая часть работы в этот день ему еще только предстояла.

Эрвин молча поймал взгляд отца, и убедившись, что аудиенция на сегодня окончена, отправился навестить Придда. О том, как происходящее изменит его судьбу, он еще успеет подумать. Может быть, завтра. Или послезавтра.

***
Bалентин был в беспамятстве. Полог из темно-зеленого бархата нехорошо оттенял блeдность лица, и Эрвин едва не вскрикнул, войдя – на миг показалось, что Придд отправился туда же, куда ушел Альберт. Однако вблизи было очевидно, что больной дышит.

– Герцог приходил в себя ненадолго, но сейчас он снова не здесь. Судя по тошноте и другим признакам, лежать его светлости еще порядочно, – заметил мэтр Гольдбрунн, седовласый человек со спокойными серыми глазами.

– Но вы полагаете он поправится? – недоверчиво поинтересовался Эрвин.

– Я не могу, увы, дать гарантии того, что удар не нанес вреда герцогу Придду, – обстоятельно начал мэтр. – Череп цел, но случалось, ударившись головой, без всяких внешних повреждений люди ложились спать, а наутро не просыпались.

Холодок пробежал по спине, Эрвин хотел спросить еще что-то, но прикусил губу.

– Пошлите за мной, если он очнется. – бросил он врачу, направляясь к двери. – И еще... прошу вас никогда, ни на минуту не оставлять герцога Приддa одного. В ваше остустствие, пусть его стрежет кто-то, кому вы доверяете. Считайте, что вы отвечаете за него головой.

[Команда Войны]

VI. Грета

Похороны Альберта и объявление о новом короле Талига и новом герцоге Ноймаринен решено было назначить на завтра. Эрвин узнал об этом незадолго до ужина из записки брата, и ему окончательно расхотелось проводить последние часы свободы за ужином герцогской семьи в большой зале.

Послав Ханса с ответной запиской к Людвигу и с извинениями к матери, он накинул плащ, взял перчатки и быстро дошел до комнат Маркуса. Он успел перехватить брата как раз, когда тот выходил в галерею.

– Hе идешь на ужин? – догадался Маркус, заметив его костюм.

– Нет, хочу проехаться до города. Людвиг меня прикроет – пора ему, как королю, учиться брать ответственность за чужие поступки, – улыбнулся Эрвин. – Я вернусь к полуночи. Не хочешь со мной?

Вместо ответа Маркус повернул назад, и вскоре вновь появился в дверях, но уже одетый для прогулки.

За воротами замка склон холма, ведущего к лесу, был выстелен белым – недавно выпал свежий снег. Холодные голоса леса почти не звучали за стуком копыт по утоптанной за вечер дороге. Звезды вновь спрятались от людей за одеялом туч, но изредка поглядывали вниз сквозь прорехи. Город простирался по склону горы, мерцали окна, как в детстве в праздничную ночь Излома.

– Куда поедем? – с сомнением поинтересовался Эрвин, поглядывая на дальнюю сторону площади, где рядом друг с другом располагались два основных городских трактира.

– Не туда.

Брат, как он и ожидал, не был чужим в городе. В отличие от Людвига и Эрвина, Альберт и Маркус никогда не пренебрегали простонародным весельем и веселыми простолюдинками – и те, как он слышал, отвечали им взаимностью. Эрвин не удивлялся и не осуждал пристрастий братьев – но и не разделял их ни в коей мере. Сам oн влюблялся в недоступных, как покойная королева, воздушных женщин и предпочитал в постели мужчин. Впрочем, его последнему увлечению было уже более года, и сейчас смело можно было сказать, что он живет безгрешно.

– Тогда куда же?

– Без лишнего внимания можно посидеть только у Младшего Брегге, – со знанием дела ответил Маркус, поворачивая коня в одну из узких улиц.

– Да, я слышал, настоящее контрабандное кэналлийское, – в тон откликнулся Эрвин.

– Настоящее там наливают только приличным людям, как и должно. – Маркус подмигнул, каблуками посылая лошадь в быструю рысь. – Так что учти – вздумаешь прикрыть это место, когда станешь герцогом, и впредь мне придется пить в городе только тинту.

Брат засмеялся, ему было весело, a Эрвин вдруг почувствовал короткий и острый приступ тоски, будто потянуло холодом из колодца. Магия снежной ночи рассеялась, оставалось только крепче держать поводья и нестись за Маркусом по пустой улице, пока она не свернула резко влево, и кони не вынесли их на освещенный фонарями двор.

У Младшего Брегге действительно, как оказалось, наливали кэналлийское, но в наличии были и вина попроще, и посетители заведения были так же разнородны. Здесь были горожане и офицеры гарнизона, проезжий купец угощал дородную девицу с русыми косами, а у дальней стены расположились несколько мелких дворян в трауре – очевидно, прибыли на похороны Альберта и остановились здесь. Одного из них Эрвин узнал и спешно отвернулся.

– Не тревожься, здесь не принято, – поспешил успокоить Маркус.

– Что не принято?

– Узнавать.

Они нашли небольшой стол чуть поодаль от остальных. Дверь время от времени открывалась, в заведение входили новые люди, и изредка кто-то выходил в ночь. Маркус принялся было рассказывать историю о ком-то из завсегдатаев этого места, но Эрвин отвлекся. В той части зала, откуда то и дело вылетали слуги и подавальщицы с подносами, появилась тонкая, как тростинка, девушка в сером платье. Не служанка, но и не одна из тех доступных красоток, на которых порой посматривал Маркус. Она о чем-то говорила с хозяином, теребя рукой каштановую прядь. То ли цветом волос, то ли бледностью она неуловимо напомнила ему Валентина Придда.

– Это дочь Брегге, – сказал Маркус, заметив, куда смотрит брат. – Говорят, она девственница, и немного не в своем уме. Иногда она подходит к посетителям и предсказывает будущее.

Вскоре Младший Брегге, грузный мужчина лет сорока, сам подошел поприветствовать их и спросить, не желают ли они чего-нибудь помимо вина.

Маркус захотел ужин. Когда хозяин уже раскланивался, чтобы отойти от их стола, Эрвин к собственному удивлению окликнул его.

– Пусть ваша дочь выпьет с нами.

Облачко беспокойства появилось на лице трактирщика.

– Не в обиду будь сказано вашей милости, наша Грета не в себе, – быстро проговорил Брегге. – По правде сказать, не стоило ей спускаться в трактир, не уследили.

Он кинул быстрый взгляд на присевшую на подоконник дочь. Она смотрела на падавший за окном снег, но внезапно обернулась, словно почувствовав, что стала предметом разговора, поднялась и быстро пересекла комнату, пока не оказалась у их стола. От нее словно веяло печалью, терпкой и пленительной.

– Поклонись хотя бы их милостям, Грета, – с видимым напряжением сказал Брегге.

Девушка подобрала тяжелые юбки и присела в реверансе. Казалось, ее мысли были где-то далеко отсюда, но выпрямившись, она вдруг взяла Эрвина за запястье. Ее пальцы были ледяными.

– Да что же ты делаешь, дитя, – начал было Брегге, пытаясь за другую руку оттащить ее, но Эрвин покачал головой.

– Ничего, позвольте мне только поговорить с ней. Оставьте нас, я обещаю что не обижу вашу дочь.

Перепуганный Брегге отошел в сторону.

– Прошу вас, садитесь, – Эрвин отодвинул свой плащ, осовобождая половину скамьи. Сидевший напротив Маркус, кажется, забыл о вине, наблюдая за причудами брата.

Грета села на скамью рядом с Эрвином, изящная, как лесной дух, и настолько же чужая.

– Горячо, – произнесла она полушепотом, вновь завладевая его рукой. – Огонь горит, ветер дует... Bетер.

Она подняла на него широко раскрытые глаза, тряхнула головой, будто вспомнила что-то неприятное. Ее волосы, перехваченные надо лбом тонкой косой, дальше свободно падали по плечам.

– Только ветер будет целовать Клауса, – добавила она вдруг. – Он хотел украсть поцелуй, но я сказала, что брошусь в Доннерштрaаль. Лучше бы он сам бросился в Доннерштрaаль, волны целовали бы его... я бы нашла его на отмели.

– Это, безусловно, должно было его утешить, – с улыбкой проговорил Маркус.

Казалось, голос Греты немного пугал его, и он спешил обратить все в шутку.

– Кто такой Клаус? – спросил Эрвин.

– Клаус не жилец. Он хотел увезти меня в Таннервальд, но не мог, – теперь Грета уже не шептала, а говорила, уверенно и доверительно, словно поверяла Эрвину свои тайны. – Он не принадлежал себе, Клаус, я никого не встречала мертвее. Он ходил к лекарю, лечиться от смерти, но не излечился. Теперь уже недолго, скоро ветер заберет его. Ветер и ты.

Другой рукой она внезапно перехватила второе запястье Эрвина, и тут же мигом отпустила.

– Горячо. Дитя уже зажгло огонь. Вам надо ехать, мои господа.

Она внезапно поднялась со скамьи, отвесив Эрвину еще один глубокий реверанс, который должен был бы удовлетворить ее отца, послала Маркусу воздушный поцелуй и ушла, глядя прямо перед собой.

[Команда Войны]

VII. Огонь

Они возвращались домой в почти полном молчании. Маркус, казалось, дремал в седле, Эрвин все еще вспоминал Грету, с которой его мысли отчего-то каждый раз перепрыгивали на вчерашний разговор с Приддом. Эрвин вдруг вскрикнул, заставив вздрогнуть всем телом:

– Северная башня!

Эрвин поднял голову. Они были на середине подъема из города к замку, и будь сейчас день, не менее половины из шестнадцати башен были бы видны над краем леса, но в темноте беззвездной ночи он увидел только три. Древняя громада Северной башни была в середине охвачена пламенем, и его отблески выхватывали из мрака то низкую Башню Лучников, то высокую и узкую Рассветную.

Во дворе замка метались от одних дверей к другим темные фигуры солдат – воду в бадьях передавали из колодца в Малом дворе, но и ребенку должно было быть ясно, что пока потушат пламя, от комнат Людвига и его семьи мало что останется. Где они сейчас? Когда начался пожар, Людвиг с Леоной могли еще заканчивать ужин в большой зале, но четырехлетнего Рудольфа реже брали туда, а Генрих уж точно должен был оставаться в своей комнате.

– Леворукий и все кошки, что за дрянь волочется за нами с этого Излома, – в сердцах проговорил Маркус, отзываясь эхом собственных мыслей Эрвина.

На лестницах и в галереях они обгоняли спешивших гасить пожар гвардейцев и слуг, пока не оказались у задымленной пасти большой лестницы, которая вела в башню.

– Дальше я сам, ты останешься здесь, – на ходу прокричал Эрвин.

– Но... ты что?

– Это приказ. Считай, что я здесь за отца, раз он так хочет.

Он не оборачивался больше на опешившего Маркуса – достаточно было того, что он не слышал его шагов за спиной. В вестибюле второго этажа было дымно, но кто-то уже догадался распахнуть два окна в смежных комнатах, судя по виду, не тронутых пожаром. Значит, выше...

Сквозняк погасил факелы в этой части лестницы, но он хорошо знал эти ступеньки. Сверху из темноты порой блестели сполохи, то ли отблески факелов, то ли еще непогашенного пламени. Эрвин заглянул за поворот и едва не столкнулся с четырьмя мужчинами, несшими на плечах раненного. Следом, запыхаясь, спускался мэтр Гольдбрунн. Вид герцогского лекаря, счевшего необходимым лично посетить горящую башню, наконец привлек внимание Эрвина к фигуре, безжизненно лежавшей на плечах гвардейцев.

– Людвиг! – произнес он, не веря собственным глазам. Этого не могло быть, сегодня он видел, как несли другого человека, но кошмар повторялся.

Грудь Людвига была перемотана полотном чьей-то разорванной рубахи. Копоть не давала разглядеть лица брата.

– Что с ним? – спросил Эрвин, бесцеремонно ловя за руку мэтра Гольдбрунна.

Лекарь остановился.

– Маркиз Ноймар вошел в детскую за своим сыном, когда все уже полыхало, – сухо произнес он, аккуратно высвобождая руку. – На него упала балка с потолка, перебита грудь. Чудо, что его смогли вытащить прежде, чем обрушился весь потолок, но боюсь... я сделал все, что мог.

– Его сын жив?

Он подумает над смыслом слов Гольдбрунна позже, не сейчас. Сейчас нельзя.

– Маркиза Ноймар с младшим сыном внизу, вне опасности. – Гольдбрунн был краток, в этом было его неоспоримое достинство. – Нового маркиза Ноймар будут звать Генрих.

– А герцог Придд? – спросил он, все еще не давая Гольдбрунну уйти.

– Приходил в себя, когда вас не было в замке, – терпеливо сообщил лекарь. – Думаю, он поправится. Вы ничем не поможете здесь, господин граф, но думаю, ваше общество сейчас нужно герцогу Рудольфу. Как, увы, и мое.

Эрвин вскинулся, но успел осознать правоту Гольдбрунна и молча повернул вниз.

Он мысленно проготовился к тому, что ему вновь придется стать вестником смерти – на этот раз, без присутствия Людвига за спиной – но войдя в комнату отца, обнаружил там Леону.

Герцог полулежал на застеленной постели, опираясь на подушки. Он был одет, но одышка и бледность выдавали очередной приступ сердечной болезни. Леона, несгибаемая несмотря на следы слез на лице, сидела у изголовья кровати, держа на руках плачущего Генриха. Эрвин поразился тому, сколько людей набилось в опочивальню – помимо матери и пришедшего вслед за ними с Маркусом лекаря, здесь были и Хартманн, и командир ноймарского гарнизона, барон Шонберг, и еще несколько дворян из свиты Рудольфа.

– Вы пришли. Подойдите.

Герцог говорил с трудом, было видно, каким усилием давалось каждое слово.

Хотелось просить отца не тратить дыхание, но Эрвин молча подошел к постели, и Маркус последовал его примеру.

– Записывайте, Хартманн, – Рудольф кивнул секретарю. – Ввиду того, что маршал Савиньяк предоставил нам доказательства незаконного рождения Карла Оллара и его сестер, а также ввиду смерти Октавия Оллара. Соласно уложениям кодекса Франциска...

Отец часто прерывался, перо скрипело, отмечая череду смертей. Ввиду скоропостижной кончины Альберта, Людвига, Рудольфа...

– ...признаю своего прямого наследника, Генриха Ноймаринен, королем Талига и прошу моих сыновей незамедлительно принести присягу, – закончил отец.

На миг в комнате воцарилась тишина – все застыли, привыкая к новому.

– Эрвин, – проговорил Рудольф.

Оставалось сделать шаг, опуститься на одно колено и произнести слова присяги, которые он вспоминал не далее как с утра, готовясь присягнуть Людвигу. Сын брата продолжал плакать, когда Эрвин отошел в сторону и вслед за ним присягу приносил Маркус. Кожей Эрвин чувствовал направленные на него взгляды. Иные были просто проявлениями любопытства, но один обжигал. Вдова брата изучала его, и Эрвину становилось не по себе при мысли о том, какие сомнения возможно посещали ее сейчас.

Он поднял глаза, лишь почувствовав взгляд отца.

– Я умираю, господа, – отчетливо и твердо произнес вдруг Рудольф. – Свое герцогство Ноймаринен я оставляю старшему сыну Эрвину. Пусть хранит его от врагов и...

Голос отца сделался хриплым, дыхание участилось. Гольдбрунн кинулся к нему, но герцог замотал головой.

– Не нужно. Поклянитесь в верности новому герцогу, господа.

– Не сейчас! – запротестовал было Эрвин, но Рудольф остановил его взглядом.

– Маркус, граф Доннербург.

Брат вздрогнул, очевидно не меньше Эрвина обекураженный тем, как скоро эта ночь меняла их имена, планы, предназначения. B беспокойной тишине, нарушаемой лишь треском огня в камине и хриплым дыханием отца, Маркус повернулся к Эрвину и опустился перед ним на колени. Его ресницы дрожали, веснушки казались потемневшими на бледном лице.

Когда присягу принесли остальные, их наконец оставили с Рудольфом, продолжавшим хрипло дышать, но казалось, умиротворенным. Шли часы, огонь в камине продолжал лениво потрескивать, мать временами вставала с кресла и подходила к нему, чтобы погреть руки, Гольдбрунн смешивал какую-то темную жидкость в серебраном кубке и порой подносил к губам отца, заставляя пить, но никто так и не проронил ни слова. Эрвин пристоился в кресле в ногах кровати, но из-под двери тянуло холодом, и он перебрался на подоконник, подложив под спину подушку с кресла. За окном уже не видно было сполохов, двор был колодцем, погруженным во тьму, и фонарь над дальней аркой ворот был бессилен ее рассеять. Ночь никогда не закончится, солнце не вернется в Ноймар, и когда огонь в очаге погаснет, холод и тьма окутают их до конца. Эрвин поежился и на миг прикрыл глаза. Так было легче, темнота под веками была теплой и обещала сон. Однако заснуть ему не дали, кто-то теребил за рукав и звал, и оставалось только открыть глаза.

Серый свет начинал пробиваться в комнату из незакрытых ставнями окон, рядом стоял мэтр Гольдбрунн.

– Вам лучше попрощаться и пойти отдохнуть, монсеньор, – устало произнес лекарь.

Эрвин поднял голову, и увидел, как мать, наклонившись, целует ставшее спокойным и строгим лицо.

[Команда Войны]

VIII. Малые Истины

Он заснул перед рассветом, но сон улетучился еще до полудня – сквозь мутную дрему колотились мысли об опасностях, которые он не сумел отвести, и о новых, уже стоявших на пороге. Вопросы, ждавшие своего часа, но вчера отступившие в тень, сегодня пробудились раньше него и требовали ответа. Почему стрелял Винтерлих? Кто уронил шкаф, стоявший десятилетиями на своем месте? Отчего загорелась башня?

Ханс явился, едва ему стоило позвать – очевидно, дожидался за дверью. Эрвин отрицательно покачал головой, когда слуга вознамерился заняться ставнями, и послал за шадди и завтраком. Маркус появился почти одновременно со слугой, несшим поднос. Русые волосы стояли вихрами над невыспавшимся лицом.

– Позволишь побыть здесь, пока ты не достался с потрохами Хартманну? – спросил брат, останавливаясь в ногах кровати. – Он уже ждет с письмами и горами бумаг по твою душу.

– Значит дождется, но еще не сейчас. – Эрвин указал брату на кресло и сделал глоток обжигающего шадди, глядя, как Ханс открывает ставни на одном из окон. На улице поднявшийся с утра ветер разгонял рваные облака над крышами.

– Я думал, – начал Маркус с сомнением. – Cтранно все же, что Альберта убили тогда же, когда пришло письмо от Эпинэ. И сразу пожар...

– Ты забыл Придда, – заметил Эрвин.

– Причем тут Придд? – озадаченно поднял взгляд Маркус. – Может, он сам по неосторожности перевернул тот шкаф. Но подумай, что все это значит для Савиньяка. Еще два дня назад между ним и троном было на четыре человека больше.

– Знаю, – сухо заметил Эрвин.

Он и сам подумал о том же вчера, в полутемной комнате, пока командир гарнизона и офицеры Ноймаринен приносили присягу своему новому герцогу – как надолго? Согласно кодексу Франциска, Савиньяк стоял следующим в ряду наследования после Генриха и них с Маркусом. Кому-кому, а ему уж точно достанет и решительности, и жестокости – у Эрвина до сих пор мурашки шли по коже, когда он вспоминал расстрел нескольких десятков солдат Северной армии, учиненный Савиньяком прямо здесь, в Ноймаре, когда маршал чистил ряды своих войск от безумного поветрия прошлой осенью.

Если на днях они допускали, что дриксы могли поселить в Ноймаре своих людей для диверсии, что мешало сделать это маршалу Севера?

– И все же отец всегда доверял Савиньяку, – с сомнением произнес он, рассеянно глядя на плывущие за окном облака. – Не сказал бы, что у него было плохо с интуицией.

– Полагаешь, он не мог ошибаться? – не то с надеждой, не то с с укором произнес Маркус. – Дай-то Создатель. А ты все же выставь караулы у своих комнат, как у комнаты Генриха.

***
У Валентина пахло микстурами и немного – пылью. Юный ученик Гольдбрунна, дремавший у камина, вскочил при его появлении, расправляя камзол – должно быть, он просидел здесь всю ночь, пока мэтр находился у постели отца.

Эрвин сделал упреждающий жест, опасаясь, что звуки разбудят больного, но Придд уже открыл глаза.

– Мои соболезнования, – произнес он, на тон теплее, чем когда-то на лестнице.

И продолжил, как эхо мыслей Эрвина:

– Увы, кажется это приветствие звучит здесь слишком часто. Мне жаль, что мои опасения сбылись.

– Как вы чувствуете себя?

– Прескверно. Мне грозит умереть от скуки, – Валентин виновато улыбнулся. – Ваш мэтр считает, что книги вредят восстановлению сил, и в качестве крайней милости позволяет только слушать чтение вслух. Мой слуга читает отвратно, так что боюсь, я замучил этого милейшего юношу.

Валентин сделал жест рукой в сторону столика, на котором лежало несколько толстых фолиантов, в том числе и тот, что Эрвин когда-то листал в библиотеке.

Ученик Гольдбрунна, покраснев, начал что-то возражать, но Эрвин прервал его и отпустил.

– Я рад, что вы пришли, нам необходимо было поговорить. – От легкомысленного тона Придда не осталось и следа. – Bы в опасности, и немалой.

– Я знаю, – Эрвин отрешенно кивнул, устраиваясь на стуле у кровати. – Либо Дриксен, либо наследование короны Талига решительно не дают кому-то покоя.

– Скорее первое, – отозвался Валентин. – Но дело даже не в них. Боюсь, мои подозрения оправдываются – Марге нашел союзника в эсператистской церкви, и союзника страшного. Вам удалось заполучить книгу, лежавшую на столе в комнате убийцы?

– Нет, увы. Там не нашли книг, – признался Эрвин, чувствуя нелвкость за собственную нерасторопность.

– Это не столь важно. Лежа здесь, я понял, что привлекло мое внимание. Вы были правы, книга на столе Винтерлиха была Книгой Ожидания, но на гальтарском. Ваш злосчастный теньент – мой собрат по вере. Вы не находите это странным?

– Это необычно, но... – Эрвин пожал плечами.

Обычно среди ноймаров не встречалось эсператистов, но пару лет назад корона отменила гонения на эту религию, и на его взгляд церковные пристрастия Винтерлиха были делом безынтересным.

– Где он мог обратиться в эсператизм? – поинтересовался Придд. – Теньент служил когда-нибудь за пределами Нoймаринен?

– Нет, насколько я знаю. Почему вы находите это важным?

От разговоров о религии его всегда клонило в сон.

– Из-за другой книги.

Валентин потянулся с легкой гримасой на лице – было видно, что смена положения головы доставляет ему неприятности – и взял со столика книгу, невзрачно переплетенную в серую от времени кожу.

– Это Эсператия? – с удивлением переспросил Эрвин.

– Точнее, Эсператия Истины. Редкая вещица, но я подозревал, что в коллекции кардинала Диомида могла быть такая. От обычной Книги Ожидания она отличается всего несколькими страницами – так называемым Учением о Больших и Малых истинах. Большие вас вряд ли заинтересуют, речь в них исключительно о Создателе. Hо Малые – их всего четыре – крайне занимательны.

Он протянул Эрвину книгу, раскрытую на одной из закладок.

Страницы не были темными от времени – как он понял, взяв книгу, она была написана от руки на тонких листах сафьяна – разительный контраст с невзрачной обложкой.

Истина Первая...

Мертвые слова с трудом всплывали из памяти – в годы ученичества он предпочитал военную историю и сонеты мертвому языку Гальтары.

Тот, кто отрицает Истину и верное почитание Создателя, есть враг всех Верных, и да не возвысится.

Такой высокомерной чепухи хватало в проповедях и у олларианских священников, но вряд ли Придд попрсил бы его читать только ради этого. Эрвин продолжил, почувствовав решимость понять дальнейшее.

Истина Вторая. Если же враги Истины утвердились во власти и силе своей, пусть найдутся среди Верных те, кто озаботится падением их.

– Вы полагаете, речь об эсператистском Ордене Истины? – задал он вертевшийся на языке вопрос.

– Формально – нет. Но именно Орден создал эту версию Эсператии.

– Разве их знания не хранятся в тайне? Если эту книгу было легко найти в библиотеке, оставленной еретическим кардиналом...

Придд осторожно покачал головой.

– Не совсем так. Те умения, которые они хранят в тайне – их средства, но цели было бы трудно скрыть... Мне кажется, напротив, эти страницы написаны для устрашения.

Истина Третья. Те из Верных, что нашли свой путь в дома врагов Истины и в сердце их замыслов, да хранят себя в тайне. И если выбирают себе слуг, чтобы покарать врагов Истины, да забудут те все, ими совершенное.

Истина Последняя. Те, кто идет по следу Врагов истины, да берегутся крови ушедших и голоса безумия, ибо разрушат сплетенное.

Вопросы роились в голове, и ему понадобилось время, чтобы понять, почему так гадко на сердце.

– Вы полагаете, у нас в доме есть истинник? – спросил Эрвин наконец. – Слуга, забывший, что совершил – это то, что случилось с порученцем Альберта? Но ведь он помнит о совершенном, только не может или боится назвать причины.

– Боится настолько, что продолжает скрывать даже под угрозой пыток? – Голос Придда был полон скептицизма.

Эрвин пожал плечами.

– Как знать, возможно есть вещи пострашнее. Если, к примеру, он человек Савиньяка, страх разочаровать такое начальство...

– Совершенно очевидно, что вы никогда не бывали в пыточной, – заметил Придд.

В его тоне было что-то болезненное, и Эрвин вспомнил, что рассказывали о днях семейства Приддов в Багерлее.

– Вы правы, – ответил он примирительным тоном. – Но мне трудно поверить в то, что есть люди, способные каким-то неизъяснимым способом заставить других не только действовать против своей воли, но и молчать об этом вопреки здравому смыслу.

Придд слушал с прикрытыми от яркого дневного света глазами, но вновь открыл их, когда Эрвин закончил.

– Либо в замке и правда есть посланник Ордена, либо все произошедшее – череда случайностей и недоразумений, – произнес он. – Вы вольны выбирать, чему верить. У теньента Винтерлиха, увы, такой роскоши не было. Истинники не спрашиают тех, кого желают использовать. Умение вкрасться в доверие и заставить жертву следовать их воле, а затем стереть саму способность рассказать о внушении считается их давней прерогативой.

– Но как такое возможно?

– Cчитается, что Орден получил свои тайные умения от древних агарийцев, а они - от жрецов, изгнанных в былые времена из Багряных Земель последователями Астрапа. Об этом много сказано вон в той книге, – Валентин указал на фолиант, в свое время поднятый Эрвином с пола в библиотеке. – Кстати, занятно, что интерес к этому изданию едва не стоил мне жизни. Вы говорили кому-то, что это я желал видеть книгу из комнаты Винтерлиха?

Эрвин покачал головой.

– Нет. Я передал Нольте принести ее за мгновение до того, как узнал о вашем несчастье.

– Значит, мы ни на шаг не продвнулись к пониманию того, что здесь творится, – проговорил Придд, откидываясь на подушку и закрывая глаза. Могу я просить вас об одной услуге?

– Разумеется.

– Не говорите никому, что я иду на попpавку. У вас хватает забот, а мне будет легче позаботиться о себе, если те, кому я чем-то помешал, будут думать, что пока я не опасен.

[Команда Войны]

IX. Клаус

Кабинет отца встретил холодом и распахнутым на запад окном – кто-то, помня старые поверья, проветривал комнаты ушедшего. Даже когда окно закрыли, тепло из камина еще долго было бессильно против ледяного воздуха гор.

Хартманн и вправду дожидался его. Однако прежде, чем погрузиться с головой в бумажные дебри, Эрвин настоял, чтобы кто-нибудь наконец рассказал, что известно о причинах вчерашнего пожара.

Отчет, точнее, обрывочные ответы мажордома и капитана гвардейцев, дежуривших в Северной башне, совпадали в странном. Oни ссылались на кормилицу Генриха, рассказывавшую, что младший Рудольф, вернувшись после урока гальтарского в комнате ментора, стал играть у камина и ненароком поджег шпалеру. Женщина клялась, что когда она прибежала на крик из соседней комнаты, мальчик, словно одержимый, продолжал свою игру. Kогда она, вынеся Генриха из смежной детской, позвала ближайшего гвардейца и вернулась за старшим братом, Рудольф куда-то спрятался, и попытка найти его позже стоила жизни Людвигу.

По причудливой случайности больше никто не погиб, лишь несколько человек получили ожоги, гася пламя.

Горячо... дитя уже зажгло огонь. Как бы ни была безумна дочка трактирщика Брегге, вчера ее взгляд простирался в будущее.

Бывший секретарь отца – пора была уже называть его своим секретарем – обращался с Эрвином со сдержанным сочувствием. Он почти виновато выложил на стол стопку писем, нуждавшихся в подписи. За утро Хартманн и его помощники успели переписать большую часть не отправленных вчера посланий, меняя имена и дополняя, где нужно, отсылками к кодексу Франциска. Людвиг прочел бы первые два или три письма, и подписал остальное не глядя. Альберт, пожалуй, положился бы на секретаря. Эрвин, самый недоверчивый из всех, перечитал половину писем и бегло просмотрел остальные. Солнце клoнилось к закату, когда когда на стол перд ним легло последнее письмо.

Оно предназначалось маршалу Запада. Он обмакнул перо в чернильницу и хотел было добавить от себя пару строк – поблагодарить Ариго за то, что прислал с предупреждением о творящемся в Дриксен именно Придда, и сообщить между делом, что герцог был ранен и поправляется, но вовремя вспомнил данное Валентину обещание.

Хартманн смотрел выжидающе – очевидно, ему тоже хотелось передохнуть после трудного дня, последовавшего за бессонной ночью.

– Вам тоже стоит отдохнуть, когда мы закончим, – проговорил Эрвин. Он быстро дописал, что благодарен Ариго за вести с границы и отдал письмо.

Секретарь вопреки ожиданиям не откланялся, а вынул еще одну бумагу из верхнего ящика стола.

– Барон Шонберг прислал на подпись приговор трибунала.

Эрвин развернул лист, исписанный от силы на две трети, и пробежал глазами первые строчки. Bзгляд зацепился за что-то, и он не сразу понял, почему возвращается к началу. Ровные абзацы перед глазами рассыпались горстями бессмысленных слов – двенадцатого дня, чрезвычайный, измена, Клаус Винтерлих.

Клаус.

В памяти всплыло прозрачное, как вода в Доннерштрaаль, лицо девушки с каштановыми волосами, холодные пальцы на запястье. Он не принадлежал себе, Клаус, я никого не встречала мертвее. Он ходил к лекарю, лечиться от смерти, но не излечился. Теперь уже недолго, скоро ветер заберет его. Ветер и ты.

Он прочитал до конца. Ввиду измены и предaтельского нападения на командира, трибунал приговаривал Винтерлиха к смерти через повешение.

– Я вернусь к этому позже, – Эрвин отложил бумагу в сторону, поднимаясь из-за стола.

– С позволения вашей светлости, отсрочка может вызвать кривотолки, – извиняющимся тоном заметил Хартманн. – Не стоит давать поводы думать, что вы колеблетесь.

– Какого рода кривотолки? – останавливаясь, переспросил Эрвин.

Хартманн поднял на него базальтово-серые глаза.

– К несчастью, люди лживы, неблагодарны и всегда готовы поверить худшему о ближнем. Особенно в том, что касается наследства.

– Я непременно подумаю над вашими словами, – пообещал Эрвин. – Сейчас мне нужно в город. Для эскорта хватит четверых. Я вернусь к вечернему бдению.

[Команда Войны]

X. Лекарь от смерти

Окна трактира Младшего Брегге полыхали оранжевыми зеркалами заката. Порученец, посланный к хозяину договариваться о встрече с его дочерью, вернулся не сразу, и Эрвин успел налюбоваться на закатные сполохи, пока серая от времени дверь на другом конце двора не распахнулась и из нее не выбежал сам Брегге, озабоченно озираясь на топтавшийся у коновязи эскорт.

Вполуха выслышав соболезнования и выражения преданности, Эрвин спрыгнул с коня и нетерпеливо вошел в распахнутую перед ним дверь. В полутемной прихожей пахло сухим тимьяном, наверрх вела винтовая лестница с крашеными перилами.

Брегге казался постаревшим, или это был полумрак, залегавший в складках кожи у глаз.

– Сюда, монсеньор.

Tрактирщик посторонился, пропуская его в большую комнату, где у стола все в том же сером платье сидела Грета Брегге. Должно быть, отец успел сделать ей внушение, услышав о его визите – лицо девушки сегодня было подобно закрытой книге. Она старательно присела в реверансе, и молча вернулась на свое место, когда он пригласил ее сесть.

– Я пришел попросить о помощи, – начал Эрвин.

Грета подняла на него непонимающие глаза.

– Вчера вы рассказывали мне о Клаусе... о том, что он хотел излечиться от смерти и посещал лекаря.

Она кивнула, глядя мимо него. Тонкая рука в рукаве из серой шерсти чуть сжалась, комкая платок.

– Мне кажется, вы немного знали этого Клауса, – заметил Эрвин. – Tот лекарь, кто он? Он из города, из замка?

– Он лечит души, – проговорила она, как будто с сомнением. – Но он не вылечил Клауса, нет.

– Он лечит души... Священник?

Девушка придвинулась ближе к столу и обернулась, будто ожидая, что кто-то за спиной слушает ее. Потом кивнула, приложив тонкий палец к губам.

– Это Клауса, – произнесла она уже почти доверительно, опустила руку в вырез корсажа и положила на стол перед Эрвином эсперу. – Он отдал мне, хоть я и говорила, что не боюсь.

– Когда? – потребовал Эрвин.

– Позавчера.

– Называл ли он вам имя того, кто лечил его от смерти?

Она отрицательно покачала головой.

– Нельзя... Он бы узнал. Клаус говорил, что ему видны вещи, которых другие не видят, как мне. Но я думаю, он видит не все. Знай он про меня, он забрал бы это. – Она приподняла со стола эсперу и сжала в маленьком кулаке. – Как забрал у отца письмо.

– Письмо?

Он смертельно боялся спугнуть ее – впервые за эти дни он слышал что-то, что могло навести на след настоящего убийцы Альберта.

– Письмо, которое Клаус просил передать в Таннервальд, – произнесла шепотом Грета, оглядываясь на дверь. – Отец боялся, и отдал, как отдал вам меня сегодня.


Брегге ждал внизу лестницы, с выражением терпеливо-отреченным. Он заметно вздрогнул, когда появился Эрвин – будто что-то шло не так, как должно было. Хозяин совсем сник, когда Эрвин спросил, знал ли он Клауса Винтерлиха.

– Не слушайте мою Грету, монсеньор. Она сама не знает, что говорит, – начал Брегге, но смолк, встретив ледяной взгляд.

– Так знали, или нет? В этом нет преступления.

– Он бывал здесь несколько раз, – уклончиво признал трактирщик. – Смотрел на Грету... боюсь, как бы не сглазил он ее. После того она совсем не своя стала.

– Вернемся к делу, – отрезал Эрвин. – Кому именно вы отдали письмо, которое оставил вам Винтерлих?

– Письмо? Я не отдавал никаких писем, монсеньор, Создателем клянусь, – пробормотал Брегге.

Эрвин почувствовал, как кровь приливает к лицу. Он успел почти смириться с необъяснимостью и странностью обстоятельств, из которых последнее время состояла жизнь, но терпеть примитивную ложь было выше его сил.

– Не знаю, кто сумел вас так запугать, но предупреждаю, вам лучше ответить мне сейчас, – произнес он, стараясь оставаться спокойным. – Или вы уедете отсюда под стражей, чтобы ответить на этот вопрос в другом месте.

Лицо Брегге выражало испуг и безысходность, как два дня назад лицо Винтерлиха. Складки у глаз сделались еще глубже, руки безвольно свисали вдоль боков, это был вид человека жалкого и растерянного, но не хитрого. Было совершено очевидно, что он не видел пути из тупика.

Каким-то непостижимым образом только Грета Брегге могла говорить о действиях или словах тайного духовника, завладевшего волей Винтерлиха, тогда как ее отца и ее незадачливого поклонника связывала роковая немота.

Постояв пару мгновений, Брегге упал в ноги Эрвину, бормоча что-то невразумительное.

– Леворукий с вами, – выдавил Эрвин, повернулся и вышел во двор.

Темнело, его порученец обменивался какими-то шутками с офицером эскорта, и оба виновато притихли, когда он подошел к коновязи. Он догадался, скорее чем понял наверняка, что именно они думали о его времяпрепровожднии с дочкой Брегге.

[Команда Войны]

XI. Кровь ушедших

Ему хотелось рассказать Придду об услышанном, но к моменту его возвращения в замок уже совсем стемнело, и надо было отправляться в часовню. Похороны Альберта были отложены, чтобы в один день предать земле герцога Рудольфа и двух его старших сыновей. Закрытый гроб Альберта стоял чуть поодаль от места, где рядом, на удивление похожие, лежали отец и Людвиг.

Молча пройдя туда, где уже ждали мать, Леона и Маркус, он попытался сосредоточиться на происходящем, но вместо этого ум продолжал искать ответы, а тяжесть на сердце имела куда большее отношение к страху за живых, чем к скорби об ушедших.

Придд опять знал ответ раньше него, но Эрвину требовалось время и доказательства, чтобы оказаться там, куда Валентина приводила интуиция. Либо в замке и правда есть посланник Ордена, либо все произошедшее – череда случайностей. Сегодня он почти получил доказательство первого, а во второе они не верили с самого начaла. Как сбившаяся со следа охота, они долго блуждали в лесу, по пути теряя слишком многих. Пора было возвращаться к следу и доводить дело до конца.

Раз в Ноймаре есть истинник, значит не только у смерти Альберта, но и у гибели Людвига и сына должна быть причина, ведущая к нему. Винтерлих, как молодой человек со знакомствами в городе и порученец Альберта, мог знать слишком многих и был вхож ко многим. Как найти среди тех, кто знал его, того, кому он доверил душу? Но если правда, что пожар – дело рук четырехлетнего Рудольфа, то немного людей имели доступ к сыну маркиза Ноймара.

Взгляд невольно нашел чуть поодаль закрытый гроб с прахом ребенка. Два дня назад сын Людвига, живой, стоял почти там же. Эрвин тряхнул головой, отгоняя воспоминание об истерике, охватившей мальчика, когда в часовне арестовали Винтерлихa. Кто был в тот вечер рядом с Рудольфом? Его мать, но Леона вряд ли под подозрением – Орден не принимает женщин. Еще! Картина того бдения размывалась, затемненная воспоминниями о последовавшем, но порывшись в памяти он вспомнил, что в начале службы Рудольфа держал за руку его наставник.

Взгляд Эрвина выхватил из ряда стоявших чуть поодаль офицеров и прочих приближенных спокойное лицо, обрамленное рыжими с проседью волосами. Хартманн прибыл в Ноймар лет пять назад, сменив на новом месте сильно заболевшего прежнего секретаря. Если кто-то и знал, где он служил раньше, кто рекомендовал его – это могли быть отец и Людвиг.

Это было невероятно, но это объясняло почти все. Живя в замке, Винтерлих мог беспрепятственно встречать Хартманна, а тот мог с легкостью навещать город и заехать в трактир Брегге. Вечером, когда сын Людвига поджег башню, он вернулся после урока гальтарского, а Хартманн был его наставником. Именно к Хартманну посылали за ключами от библиотеки, когда они понадобились Придду – хотя оставалось выяснить, зачем ему мог понадобиться Придд.

Безумно. Совершенно невозможно доказать. И именно поэтому, пожалуй, вероятно.

Спустя час бдения в часовне, Эрвин пробормотал извинения матери и Леоне и отправился в комнату Придда.

***
Валентин спал. Все еще бледное лицо было запрокинуто, пламя ночника выхватывало из тени алькова безупречной лепки скулу и подбородок.

Эрвин покачал головой, предостерегая сторожившего слугу от лишних движений и уселся на одинокий стул у кровати. В комнате было много теплее, чем в часовне – очевидно, здесь топили почти непрестанно. Расстегнув у горла несколько пуговиц траурного камзола, Эрвин взял со столика одну из книг и попытался читать, но возбуждение странного открытия, на которое наталкивало все, узнанное сегодня, не давало сконцентрирваться на прочитанном.

– Вы могли бы не ждать, а разбудить меня.

Придд застал его врасплох, и оставалось только виновато улыбнуться. Знаком Эрвин отпустил слугу и подождал, пока дверь закроется.

– Я пришел к вам признать, что вы были кругом правы, – произнес он, глядя на огонь в камине. – Кажется, я знаю, кто тот человек, к которому стекаются все нити... разумеется, это недоказуемо.

– Будь оно иначе, я заподозрил бы, что вы, что вы возводите напраслину на невинного, – сказал Придд. – Но на чем основываются ваши выводы?

– На словах сумасшедшей дочери трактирщика, – Эрвин невольно усмехнулся. – И на том, кто именно имел доступ к сыну Людвига до того, как он поджег шпалеру. Я знаю, как это звучит, – добавил он, закидывая ногу на ногу и ожидая реакции Придда.

– Безумие – единственный антидот... – задумчиво пробормотал Велентин.

– Что, простите?

– Вы помните последнюю из Малых истин? – Придд поднял на него пристальный взгляд, как ментор, проверяющий урок. – Только кровь ушедших – полагаю, речь о крови Абвениев, которые считаются предками Повелителей – и голос безумия способны разрушить сплетенное. Думаю, я хочу слышать подробности.

Час спустя они все еще сидели в полумраке, придвинувшись настолько близко друг к другу, чтобы их голоса никак не могли долететь до двери. Он мог слышать ровное дыхание Придда, когда тот терпеливо ждал его ответов на многочисленные вопросы. Чем больше узнавал Валентин, тем серьезнее становился его взгляд из теней подушки. Под конец он попросил воды и сделав несколько глотков, отставил бокал на край стола у кровати.

– Меня более не удивляет покушение в библиотеке, – заметил он, вновь откидываясь. – Если нам не повезло иметь дело с крайне начитанным братом Ордена, меня могло выдать даже то, у каких полок я находился. Вашему Хартманну, полагаю, было бы по силам перевернуть шкаф?

– Скорее да, чем нет. Вы могли видеть его в часовне, во время бдения по Альберту.

– Мог, – согласился Валентин, – но там было много людей, к тому же, ваш несчастный теньент тогда привлек все мое внимание. Полагаю, его уже казнили?

– Пока нет. – Эрвин покачал головой. – Признаюсь, мне неприятна мысль, что он заплатит за то, в чем не имел воли. Если хотите, я покажу вам Хартманна. Завтра утром он придет с очередными бумагами, а дверь за кабинетом отца плохо запирается и ведет в другую комнату, там в эти дни никого нет.

Придд кивнул, явно размышляя о чем-то своем.

– Oбещайте мне кое-что, – произнес он наконец.

– Чего же вам угодно?

– Сущий пустяк. Я бы просил вас не идти на риск, чтобы вывести этого человека, кто бы он ни был, на чистую воду.

– Я не понимаю вас, – признался Эрвин.

– Понимаете, – упрямо заметил Придд. – Вы, кажется, из тех, кто всерьез ищет справедливости, и жаждет, чтобы виновные были наказаны по всем правилам, а невинные не пострадали. Это и в лучшие времена нелегко, а в нашем с вами случае может вылиться в неосторожность, которая будет стоить еще кому-нибудь жизни – дай Создатель, чтобы не вам самому. Это грязная игра, герцог, раз уж вы сели за кости с Истиной. Hе ждите, что удастся найти доказательства, которые облегчат вашу задачу. Прежде, чем змея снова укусит, вам просто придется раздавить змею.

– Это проще сказать, чем сделать, – пожал плечами Эрвин. – Я не могу просто так арестовать и казнить секретаря, пять лет безупречно служившего моему отцу.

– Разумеется, не можете. Будь я моим отоцом, я бы сказал, что вам сейчас самому не помешала бы способность вложить кому-нибудь в руку пистолет, а потом заставить молчать, так, будто ваш человек выпил вина с настойкой холтийского пустырника.

– Я был бы тогда ничем не лучше Хартманна. Что за пустырник?

– Это редкое средство, но действенное, – ответил Придд. – Настойку употребляют от тяжелых снов и кошмаров, но выпитая с крепким красным вином в пропорции один к трем она, говорят, не выдает себя вкусом, и вызывает немоту – правда, временную, не более восьми часов. Мой отец наивно пытался обезопасить себя так, когда за ним пришли люди Колиньяра – но его продержали дольше, и им вовсе не нужны были его тайны.

– Я соболезную вам, – искренне сказал Эрвин.

– Благодарю, но это давно в прошлом. Я не шучу, когда прошу вас поберечься. Возьмите вот это на всякий случай.
Валентин протянул руку под подушку и к удивлению Эрвина достал оттуда кинжал прекрасной стали с рукоятью старинной работы. Не давая времени на вопросы или предостережения, он поднес лезвие к своей руке и немного надрезал кожу чуть выше запястья. Выступившая капля крови стекла по металлу.

– Что вы делаете?

– Всего лишь даю вам оружие для защиты, на случай если голос безумия не будет звучать поблизости, – бледно улыбнулся Придд, протягивая ему кинжал. – Надеюсь, вы сумеете спрятать его в рукаве.

[Команда Войны]

XII. Голос безумия

Наутро небо было начисто выметено ветром, не оставившим и маленького облачка до самого края гор. До похорон оставалось еще два дня, в замок прибывали гости. Хартманн был занят бесчисленными пунктами давно написанного отцовского завещания, и кажется, спешил убраться из герцогского кабинета по возможности быстрее, но Эрвин немного помедлил с последним письмом, пока не расслышал за спиной условленный сигнал – хлопнуло отворенное окно в соседней комнате.

Валентину, казалось, дорого далась попытка встать с постели до выздоровления – Эрвин вздрогнул, когда войдя в комнату, увидел его бледность.

– Вам дурно? – проговорил он, впервые со времени знакомства бесцеремонно хватая за руку едва стоявшего на ногах Придда.

– Не более, чем позволительно, увидев призрака.

Должно быть, во взгляде Эрвина отразился испуг, потому что глядя на него Придд поспешил успокоить.

– Не тревожтесь, мне ничто не угрожает... то есть угрожает не в большей степени, чем вам, – поправился Придд. – Я знаю вашего Хартманна. Точнее, знал – под именем отца Штайнхарта. Он был капелланом Васспрада.

Эрвин повернулся к нему, не веря своим ушам.

– Тем самым, что пропал, когда...

– ... убили Джастина и сошел с ума один из егерей, – закончил за него Валентин.

***

Маркус явился к нему, как только позвали – возможно, избежав таким образом еще одной партии соболезнований от прибывавших к похоронам гостей. Импульсивный, как молодой жеребец, брат истомился их зимним затворничеством в Ноймаре и жаждал действий, а на худой конец – возможности улизнуть. Эрвин счел возможным воспользоваться этой маленькой слабостью.

– Ты очень меня обяжешь, если съездишь сейчас в город, – начал oн, и брат тут же с любопытством поднял голову.

– Хочешь, чтобы я передал что-нибудь Брегге?

Кажется, слухи о его вчерашней встрече уже начали жить своей своей жизнью в стенах замка.

– Возможно, – Эрвин нарочито небрежно пожал плечами. – Я не смогу вырваться до похорон, и не хочу поручать это слуге. Попроси его привезти дочь в замок около пяти пополудни. Eще купи для меня у аптекаря настойку холтийского пустырника. – Oн достал из ящика записанное название тинктуры. – Отвези это аптекарю, и никому не говори об этом. Готовая настойка нужна мне сразу после обеда. И еще одно – ты знаешь, где дом Дитриха Шпейера?

– Ноймарского палача? – Маркус удивленно вскинул брови. – Знаю, но какого Леворукого...

– Ты просто обяжешь меня, если передашь ему вечером после заката прибыть в замок и ждать в тюремной часовне. Это все.

– Тебе некого больше послать за палачом?

– Этот визит, как все остальное, должен остаться в тайне, – отрезал Эрвин. – Но я поищу кого-то другого, если ты считаешь, что я злоупотребляю твоей способностью их хранить.

***

Брегге не стал сам сопровождать дочь в замок – вместо него ее привез трактирный слуга. Не желая давать новую пищу слухам, Эрвин велел провести девушку в приемную рядом с кабинетом, где весь день суетился один из помощников Хартманна, перебиравший бумаги, и то и дело появлялись другие.

Она вошла, озираясь – какие бы голоса не говорили ей о скрытом, сейчас казалось, что все, что интересует Грету Брегге – эта комната и чужие люди в ней. Поправив волосы, выбившиеся из-под капюшона накидки, она остановилась посередине, еще раз посмотрела вокруг себя, и что-то погасло в ее взгляде.

– Отец сказал, что мне надо в замок. Я думала... – прошелестела она, прижимая руку к груди, как будто боялась что-то выронить.

– Вы увидитесь с ним, но позже, – скорее угадал, чем понял Эрвин. – Я не задержу вас долго. Мне только нужно, чтобы вы сказали, узнаете ли вы одного человека, того, кто придет с минуты на минуту.

Он обернулся, невольно кинув взгляд на дверь, но там пока никого не было.

– Весной я уеду, – произнесла она доверительно, как вчера, когда показывала ему эсперу. – Отец боится. В Вайзтанне есть кузнец. Я говорила отцу, что не пойду замуж, пока не прилетят ласточки, но это неправда. В Доннерштрааль есть отмели…

– Вам нечего искать в Доннерштрааль, – проговорил Эрвин.

Они говорили недолго – вскоре дверь кабинета приотворилась и вошел Хартманн.

Лицо Греты изменилось. Однажды в детстве Эрвин видел, как летним днем коршун камнем упал на двор, где кормились воробьи – и таким же неистовым, неотвратимым движением Грета Брегге кинулась на Хартманна, остановившись менее чем в полушаге.

– Лекарь! Вот лекарь, – проговорила она хрипло, обращаясь к Эрвину.

Тонкая рука перехватила за запястье руку секретаря, и он едва вырвался, с отвращением отодвинувшись.

– Эта женщина безумна, монсеньор, – проговорил Хартманн. – Я не знаю, кто пропустил...

– Неважно. Идите в кабинет, я скоро вернусь туда, – отрезал Эрвин.

– Он украл его, – казалось, Грета не могла оторвать взгляда даже от спины Хартманна, пока тот не скрылся за дверью. – Он не оставит нас, пока не останется только пепел. Пепел и ветер, и вода в Доннерштрaаль.

– Нет.

Эрвин покачал головой, подзывая наблюдавшего за ними иcподтишка молодого слугу.

– Эта девушка хочет навестить заключенного под стражу. Проводите ее к коменданту и скажите, что я разрешил.

Он вынул из рукава записку и передал удивленному мальчишке.

[Команда Войны]

XIII. Холтийский пустырник

– Я должен поблагодарить вас за терпение, мэтр, – устало заметил Эрвин, садясь в кресло около стола. Хартманн ожидал его с миной плохо скрытого раздражения. – Вся эта история более чем утомительна. Налейте себе вина. – Он пододвинул секретарю графин алатского хрусталя.

– Благодарю, монсеньор. – Тот не стал возражать, пoднял графин и налил в бокал темной Змеиной крови – по виду точно такой же, как в уже наполовину наполненном бокале Эрвина.

Он пригубил вина и ждал. За окнами быстро сгущались сумерки, где-то над лесом кричали зимние птицы.

– Вам, как уроженцу Придды, должно быть кажутся нелепыми наши горные суеверия, – сказал Эрвин. – У вас нет обычая уважать просьбы безумных дев?

– B Придде безумных женщин избегают, –заметил Хартманн. - Простонародье считает их ведьмами.

– У нас их называют простодушными и жалеют, хотя по мне, они меньше нуждаются в жалости, чем мы.

– Разум – дар Создателя, не стоит гневить его пренебрежением, – Хартманн сделал глоток и поставил бокал на стол. – Безумные не различают истины, и ничем не лучше диких зверей. Она могла напасть на вас, как тот человек на вашего брата.

– Не думаю. Знаете, говорят, в старые времена здесь был обычай, согласно которому, если безумная девушка соглашалась взять в мужья приговоренного к казни, его отпускали.

Хартманн сделал еще пару глотков и промолчал.

– Но боюсь, даже ради прекрасных глаз Греты Брегге я не смогу отпустить Клауса Винтерлиха, – продолжил Эрвин. – Вы были правы, мне не стоило тянуть с этим.

Он окинул взглядом кипу бумаг, лежавших на краю стола, и вытянул оттуда приговор трибунала. Залпом допил бокал, обмакнул перо в чернильницу и почти не глядя, поставил подпись.

– Когда вы допьете, отнесите это коменданту тюрьмы. Впрочем нет, – он покачал головой, будто передумал. – Я сам пойду с вами – у меня есть еще один вопрос к Винтерлиху.

На миг на лице Хартманна менькнуло что-то похожее на подозрение, но он совладал с собой и кивнул, поспешно допивая вино.

***
Комендант, капитан Рабе, не выказал удивления при появлении герцога и его секретаря – впрочем, он вообще не походил на человека, склонного удивляться. Услышав, что Эрвин желает беседовать с заключенным без его участия, он поклонился и вернулся к себе. Камера Винтерлиха находилась за дверью из крепких досок внизу лестницы, спускавшейся из внутреннего двора тюрьмы. Слева от двери была пустая комната со столом и скамьями, очевидно предназначавшаяся для тюремщиков, а двадцатью шагами далее в полутьме виднелась единственная решeтчатая дверь, у которой дежурил гвардеец.

– Соблаговолите подождать здесь, – Эрвин кивнул на распахнутую дверь первой комнаты.

– Да, монсеньор, – с усилием выдавил из себя Хартманн. Было видно, что cлова давались ему с трудом. В тесных помещениях нижнего этажа было душно, и Хартманн потянул завязки, сбрасывая с себя плащ.

Эрвин двинулся дальше, пока не оказался у решетчатой двери. В полутьме за ней он увидел, как Клаус Винтерлих стоит на коленях перед Гретой Брегге, целуя подол ее платья. Одна рука девушки едва касалась волос теньента. Услышав шаги, Винтерлих обернулся и смущенно отпустил подол.

– Вы готовы попытаться узнать человека, пославшего вас спасать душу? – спросил Эрвин.

Винтерлих молча кивнул, все еще не вставая с колен.

– Отоприте, – произнес Эрвин, обращаясь к гвардейцу. – И пришлите сюда моего секретаря, который ждет вон там. Cами оставайтесь у второй двери. Этому разговору не нужны свидетели.

Гвардеец с сомнением перевел взгляд с замка на ждавшего по ту сторону Винтерлиха, но счел за лучшее подчиниться и отпер дверь.

Хартманн вскоре появился из-за другой двери. Эрвин видел уже, что сомнения и растерянность уступили место страху и ярости, и было трудно сказать, чего было больше сейчас в глазах человека, шедшего к ним по полутемному коридору. Kаждый шаг давался бывшему капеллану Васспарда с огромным трудом. С видимым услилием, Хартманн пересек порог камеры.

Винтерлих поднялся на ноги и отступил на шаг, как от ворвавшегося с улицы бешенного пса. В его глазах была немота, но она говорила громче слов.

Xартманн открыл было рот, пытаясь что-то сказать, но только хрипловатый звук вырвался из гортани. Видно было, как непроизнесенные проклятия душили его, но лишенный дара речи, он не мог рассчитывать вернуть себе влияние над жертвой. Oн сделал шаг в сторону Винтерлиха, и тот попытался отступить в глубь камеры, но Эрвин покачал головой, кивая теньенту на распахнутую дверь.

– Оставайтесь там, – произнес он, указывая на ждавшую в коридоре Грету.

Винтерлих отступил, с трудом оторвав взгляд от истинника. Эрвин повернулся к Хартманну.

– Кажется, теперь вам понятно состояние тех, кого принуждают молчать, – произнес он, заставляя себя сфокусировать взгляд на излучавших ярость глазах. – Вы невысокого мнения о людях, насколько я помню, поэтому, надеюсь, вас не удивит происходящее.

Хартманн вдруг собрался и бросился на него, но замер на полпути, увидев в руке кинжал Валентина.

Не отворачиваясь, Эрвин шагнул наружу и захлопнул дверь. Понадобилось некоторое усилие, чтобы повернуть ключ в замке, но загнанный в ловушку секретарь больше не пытался вырваться.

– Я бы оставил вас здесь и велел поить этой настойкой и дальше, пока вы не забудете слова, – проговорил Эрвин, – но как вы знаете, слишком многим нужен повешенный.


Порученец Альберта ждал, ни на шаг не отступая от Греты. Кивком велев им следовать за ним, Эрвин захватил со скамьи плащ Хартманна.

– Возьмите, – произнес он, роняя на руки теньента подбитое мехом сукно. – Как бы то ни было, вы больше не Клаус Винтерлих. Накиньте капюшон и идемте.

После недолгого колебания Винтерлих сделал так, как ему велели.

Как и желал Эрвин, гвардеец у двери успел сменится, и заступивший на его место малый спокойно выслушал запрет кого бы то ни было пускать к приговоренному, пока за ним не явится палач.


– Тот человек... его ведь узнают, – проговорил теньент, когда они уже прошли галереями и вышли в главный двор замка.

– Нет, если его похоронят до утра, – ответил Эрвин.

У коновязи было темно, и можно было видеть звезды над лесом в высокой арке ворот. Винтерлих заговорил только после того, как сонный конюх отвязал для него одну из лошадей.

– Я не могу, монсеньор. Да и вы не можете отпустить меня, такое не прощают.

– Никто не говорит о прощении. – Эрвин знаком велел конюху отойти и сунул в руку бывшего теньента сложенную вчетверо подорожную. – В Марагоне идет война, в гарнизоне Лоттенбурга сплошь и рядом умирают. Разве что молитвы вашей жены вернут вас к жизни.

– Она не обещала мне своей руки, – проговорил Винтерлих.

– Вы ошибаетесь, – Эрвин повернулся, чтобы уйти. – Скачите не останавливаясь до Ветцена, и не забудьте, вас зовут иначе.

***

Валентин не лежал, а сидел в кресле, глядя в окно на темное небо. Он обернулся, когда услышал, как дверь открылась.

– Я думал, вы не придете, – произнес он, вставая навстречу.

– Я еще не пропустил ни одного дня, чтобы не докучать вам, – сказал Эрвин.

– Докучайте. – Придд подошел совсем близко, на несколько мгновений остановив взгляд на его лице. – По крайней мере, это означает, вы живы.

Конец

[Агнеса]

Великолепно!

[Enco de Krev]

Отличный детектив!

[Команда Войны]

Агнеса, Enco de Krev, Спасибо! Учитывая длину текста и малоизвестный пейринг, автор особенно рад отзывам от читателей.

[Enco de Krev]

Команда Войны, дорогой автор, простите за такой короткий отзыв)
Я что-то посмотрела на то, какой он куцый, и решила расширить свою мысль
Фик мне действительно очень понравился. Хорошо выписана семья Ноймаринен - они все такие разные, и у каждого даже за парой фраз описания сквозит характер. Спасибо вам за царственную Георгию и несгибаемую Леону. Их не было в каноне, но в вашем тексте они буквально ожили - только вот где Гизелла? Спасибо за Рудольфа, его проблемы со здоровьем - это очень правдоподобно, мне кажется, после отъезда маршала Ли и его дражайшей маман с ним вполне могло такое произойти. Спасибо за вот эту... не знаю, как выразить, семейственность что ли. Когда показано, что все Ноймаринены друг за друга горой и все в том же духе.
Очень понравилась ваша мистика. Честно говоря, по началу у меня возникло подозрение, что повторяется история с бесноватостью - помнится, в каноне люди, взбесившиеся под влиянием Селины, тоже не могли объяснить, что же их так разозлило - но когда Валентин рассказал о похожей истории с егерем после убийства Джастина, эти подозрения, конечно, развеялись. Магия ордена Истины хорошо вписалась в созданные вами реалии. Кто знает, может быть и наплыв "зелени" в Кэртиане случился потому, что после разрушения Агариса морисками некому стало контролировать разбуженные истинниками силы... Это, разумеется, только фанон в ответ на фанон.
Понравилась дочь трактирщика и ее Клаус. Отличные получились герои, интересные и самобытные. И их история любви показалась очень трогательной.
Понравилась ваша природа: заснеженный лес, зимнее небо, старинный замок на скалах, атмосфера северной романтики.
Одним словом, спасибо)) И конечно, хотелось бы продолжения))

[Машенька и М]

Очень, очень здорово!
Читала, не отрываясь, хотя, в общем-то, к персонажам равнодушна.
Чудесно написано, спасибо за фик

[Болотный Огонёк]

Прочиталось на одном дыхании) Так редко встретишь этих персонажей. И показалось даже мало: только разогналась - и вдруг все закончилось. Теперь хочется продолжения банкета)))
Спасибо, автор

[Команда Войны]

Болотный Огонёк, seane, Спасибо за отзывы!

Болотный Огонёк,

Теперь хочется продолжения банкета)))

Автору тоже немножко его хочется. Может и будет, потом, после деанона – в частном порядке)

[Terence Fletcher]

простите читателя-слоупока
Лихо закручено и здорово написано, прочла на одном дыхании. Злодейского злодея заранее вычислить не смогла))
Спасибо автору, очень понравилось!

[Игра в классики]

отличный фик! вот уж, казалось бы, уже совсем далеко от ОЭ, а все же родное) Маркус мой герой!

а пейринга не додали!

[Команда Войны]

Terence Fletcher, Ева Шварц, спасибо за отзывы!

а пейринга не додали!

Автор не решился перейти непосредственно от темы смерти к теме слэша, но конечно у героев все будет)) Черт, прямо хочется написать маленький сиквел

[Агнеса]

Команда Войны

прямо хочется написать маленький сиквел

Напишите! Пожалуйста!!