Команда Войны
Название: Земля святаяРазмер: 4310 слов
Рейтинг: G
Жанр: джен
Персонажи: Рамиро Алва-младший, Ричард Горик, Эсперадор Руций и другие
Примечания/Предупреждения: предканон. Действие происходит в 30-31 к. С.
читать дальше1.
Земля святая рая прятала ключи...
©Канцлер Ги
«Рамиро Алва, слуга нечестия, именуемого в Талиге олларианством, неожиданно подступил к Святому граду, повергнув в прах агарисское воинство. Благочестивые отцы и братия, и жители благословенного Агариса отвергли предложения воителя о сдаче, положась на крепость стен и милость Создателя. Тогда неистовый Рамиро, возжаждав крови, осадил город, и единственно свободным остался путь по морю...»
Рамиро развернул карту и придавил угол подсвечником. Сквозь парусину палатки просачивался красный закат, пахло дымом: он приказал зажечь предместья. В городе надрывно звонили колокола, и этот звук перекрывал даже шум военного лагеря. Порученец, Хасинто, уже заглядывал в палатку: звать? Но Рамиро мотнул головой — рано.
Он вспомнил весь предыдущий поход, путь, который по карте можно было накрыть ладонью, а в жизни — недели и лиги от Олларии до Агариса, стремительные стычки с противником...
Он не остановился на границах Талига, как ожидало большинство. Нет, Рамиро Алву, которого уже называли Железным Вороном, волновали не слухи, будто болезнь Октавия — следствие проклятия Эсперадора. Но у серых хватало золота, чтоб собирать под «священные» знамена гайифцев, ардорцев и прочих наемников. Один поход, второй... Рамиро не желал просыпаться и с тревогой смотреть на юг, ожидая очередного гонца на запаленной лошади.
И вот он стоял у этих стен. Рамиро вспомнил, как смотрели на высокие своды его друзья и соратники: иные вполголоса прикидывали, сколько выкупа можно запросить со святош, иные крутили усы, оглядывая город, как красивую монашку, которая кутается в покрывало, а сама нет-нет да и стрельнет в рыцаря горячим взглядом.
Но эта красавица сурово блюла свою неприступность, и горячи же были посланные со стен «приветы» — железные, пороховые, поражающие насмерть.
Рамиро глубоко вздохнул и кивнул вновь заглянувшему Хасинто.
— Зови.
Первым вошел сумрачный Дени Колиньяр — его отец, Себастьян, маршал Талига, погиб , когда переходили Кайн. Арно Валмон — мальчишка на вид. Рамиро напомнил себе, что Арно — ровесник Октавия и лишь на семь лет младше его самого. Эпинэ-младший — на душе потеплело -Шарль был добрым другом и союзником, а еще он как две капли воды походил на дядю, бывшего эра Рамиро. Энтони Рокслей, отозванный с севера... все. Алва по привычке взглянул на полог, ожидая опоздавшего и — в который раз — напомнил себе, что Гвидо Ларак не придет. Герцог был убит совсем недавно, на подступах к Агарису, и его смерть Рамиро тоже занес в счет Эсперадору.
Шарль тоже взглянул на полог, потом удивленно — на Рамиро, когда тот заговорил.
Совет был недолог. Все сошлись на том, что сил для штурма мало, а долгая осада ставит под угрозу Талиг.
Валмон вдруг состроил лукавую рожицу и усмехнулся в рукав.
— Что? — Рамиро не терпел легкомыслия, но давно убедился, что по части уловок Арно мог обставить хоть Леворукого.
— Вспомнилась старая притча. Господа, слышал ли кто-нибудь о войне собак и... кошек? Тогда я расскажу. Собаки осаждали кошачий город...
Рамиро тоже усмехнулся. Обозвать эсператистов кошками — надо додуматься...
— ... И единственным путем для них остался путь по морю. Но собаки заранее сговорились с давними врагами кошек — касатками. И, когда они отплыли, — Арно развел руками, — касатки потопили корабли.
Намек был понятен. Рамиро еще из Олларии писал Чезаре Марикьяре, почти что родственнику, предлагая военный союз. Но тот не спешил отвечать, и Рамиро рискнул, ввязавшись в войну в одиночку. Порой, как сейчас, он жалел, что тянул со свадьбой — марикьяре все еще почти мориски, зять у них считается едва ли не ближе сына. Как нужны были в этой войне их корабли...
— Не будем ждать касаток, — он остановил рассказчика. — Этой же ночью начинаем готовить подкоп под западную стену.
— Не лучше ли под восточную, она менее надежна?
— Потому ее и стерегут лучше.
Шарло задержался в палатке.
— Ты все еще никого не назначил на место Гвидо.
— Люсьен Ларак едва вышел из Лаик. Будь я на месте Гвидо, я бы вообще не взял его сюда.
— Я говорю о Горике. Почему ты не позвал его на совет?
Шарль был единственным, кто посмел заговорить об этом. Рамиро знал, что им движет не желание поднять опального родича повыше — подобные соображения Эпинэ были чужды.
— Если ты... Рамиро, ты ведь мог оставить Ричарда в Олларии.
Шарль был кругом прав. Ричард Горик показал свою храбрость в Торке и верность — во время мятежа в Олларии. На него полагался маршал Шарль, а Люсьен просто таскался хвостом за обожаемым старшим братом. По сути, Горик, а не Рокслей, вел сейчас людей Ларака — людей Надора. Кому, как не Рамиро, было понимать, что значит это солдатское признание, — и все же он медлил.
— Поговори с ним? — Шарль прервал раздумия Рамиро.
— Хорошо. Пусть зайдет ко мне... завтра.
Рамиро рвал и метал, проводив, точнее, выставив посланцев Эсперадора. Взбесил его не отказ сдаться — этого можно было ожидать.
Пасынок Оллара, он равно привык к затаенной ненависти и расчетливой угодливости. Но в тоне, в глазах кардиналов Мира, Истины и Знания было нечто новое.
«Варвар, — отчетливо читал он в них. — Кэналлиец, дикарь». Об этом же говорило вежливо-ядовитое послание.
Рамиро метался, готовый рубить тонкие полотняные стены, швырять походную утварь. Агарис стоял, неприступный, надменно пели колокола, ветер с моря развеял дым пожаров, и таким жалким показался едва начатый подкоп. Он скрипнул зубами. Если не считать подавления мятежа, этот поход был первым, что он предпринял сам — без Франциска, без Шарля Эпинэ. И Рамиро знал, что предпочтет быть убитым, чем отступит бесславно.
Рамиро резко развернулся, готовый обрушиться на вошедшего.
— Маркиз Эр-При сказал, что вы хотели говорить со мной, — спокойно произнес Ричард Горик. — Вижу, я выбрал не самое подходящее время.
Рамиро не стал опровергать или подтверждать очевидное. Вместо этого он пристально посмотрел на Горика. Конечно, они виделись и раньше, во время дворцовых церемоний и несколько раз в доме Эпинэ, но беседа всегда ограничивалась приветствиями: мешала разница в возрасте и гордость юного тогда Рамиро.
Шарль Эпинэ потратил много времени и слов, чтоб он не торопился составлять о Ричарде предвзятое мнение, и, вопреки мнению многих, Алва не питал к сыну Алана ненависти или даже неприязни. Он не хотел его замечать — и это удавалось без труда, Горик сам держался в тени. Если бы не вмешательство Шарля-младшего...
Как и Гвидо и Люсьен Лараки, Ричард был высокого роста, широкоплеч — но на этом сходство заканчивалось. Рамиро как-то слышал, что Горик настолько же похож на Алана Окделла, насколько он сам — на родного отца.
— Вы эсператист? — неожиданно спросил он.
Ричард удивился и — отметил Рамиро — поднес ладонь к груди, наверняка тайно носит эсперу. Не стоило ли оставить Горика в Олларии, при Эпинэ? Одно дело — сохранить верность тому, кому принес присягу, другое — осаждать город, где твоего отца считают святым. Но Шарль-старший тяжело болен, а Октавий чудом спасся от изменников один раз, во второй такое может и не повториться... Опасности лучше смотреть в лицо.
— Я чту Создателя, — ответил Горик наконец. — И служу Талигу.
— Королю Талига, — резко поправил Рамиро.
— У Талига сейчас нет короля.
Верно. Уговорить Октавия надеть корону так и не вышло, и непонятное, шаткое «регентство» длилось уже год.
— Я хотел просить вас, — добавил Горик. Рамиро вздернул бровь в знак вопроса.
— Разрешите мне быть среди тех, кто первыми пойдут в подкоп.
Либо Ричард блаженный, либо предатель. Что ж, пора посмотреть на потомка Алана своими глазами. В конце концов, кто-то должен вести надорцев, пока Люсьен Ларак не повзрослеет.
— Мы вернемся к этому позже.
2.
Еще не пал Монсегюр...
©Лора Бочарова
— Дай трубу?
Шарль протянул ему подзорную трубу, Рамиро покрутил кольца, пристально изучая линию морского горизонта, и передал инструмент Ричарду.
Осада длилась уже месяц, а казалось — полгода. Утро начиналось с колокольного звона — благочестивые агарисцы молились о ближних, потом били дальних. Следом за колоколами вступали пушки. Штурм или вылазка, одинаково безуспешные — выманить осажденных, разыграв отступление, не удавалось, взять приступом — тоже. Днем стояла иссушающая жара, с моря теперь пахло не солью, а будто гнилью, войско расползалось в поисках скудной тени в палатки, под телеги, в давно вытоптанные рощицы.
Ночью были слышны тихие голоса, осторожные шаги, шорох земли. Землю таскали аж за две хорны, чтоб не удивить горожан внезапно выросшим под стенами курганом. А море безмятежно синело, и на чистом горизонте не было ни следа марикьярских кораблей.
Месяц назад Рамиро не поверил бы, что во время ежедневных объездов лагеря, которые он совершал с Шарлем, к ним очень скоро присоединится Горик. Осада сближает людей, стоящих по одну сторону стены; Шарль, герцог Эпинэ, мог бы многое рассказать об этом своему бывшему оруженосцу, если б был не так далеко.
Рамиро убедился, что Ричарда очень трудно вывести из себя. Тот без фальши улыбался смешным шуткам Валмона насчет хитрых монахов; пропускал мимо ушей резкие выпады самого Рамиро, будто дал обет. Алва подозревал, что с него бы сталось, и тем более иногда хотелось пробить эту броню смирения, такую чуждую ему самому.
Рамиро распахнул кожаную куртку — все равно на стенах не было никакого движения. В первые дни по ним еще стреляли во время объездов, сейчас защитники города в полдень будто вымирали.
Последним традиционно осматривали «север» — надорцы располагались дальше всех.
— Как пить хочется, — Шарло смахнул пот со лба.
— Заедем ко мне? — неуверенно предложил Ричард.
Люсьен Ларак выскочил навстречу им из палатки. Рамиро увидел его взгляд при виде брата — такое же восторженное обожание он сам нередко замечал в глазах Октавия.
— Шарль! Монсеньор, — Люсьен наконец заметил Алву, смутился, по-юношески неуклюже отступил назад.
— Принеси нам пить, — попросил его Ричард и мягко улыбнулся.
Единокровные братья, видно, были очень привязаны друг к другу. А ведь им, казалось, следовало быть яростными соперниками...
Точно так же многие видели в нем, Рамиро, опаснейшего соперника Октавию — и заблуждались.
Он никогда прежде не был у Лараков... у Ричарда. Обстановка была проста: ни цветных покрывал, как у Арно Валмона, умевшего с удобством устроиться везде; ни стойки для мечей, как у Колиньяра — Дени не мог разлучиться с ними даже в походе, и шутки, как он выбирает, какой клинок нынче положить с собой в постель, давно утратили новизну.
Единственным отличием была икона над изголовьем. Рамиро пригляделся, но не узнал святую.
Женевьев, — Люсьен подошел с кубком и проследил его взгляд.
— — Это мамина...
Рамиро отпил — в кубке оказалось не вино, а вода с лимонным соком, теплая, но приятно кисловатая, — и продолжил разглядывать икону. Судя по темному фону, работа была эсператистской. С Ричардом все было ясно и так, но Люсьен, кажется, все-таки был олларианцем?
— Это очень старая икона, — добавил Горик и встал с другой стороны, вынуждая повернуть голову. — Рамиро, ты обещал мне вернуться к разговору об атаке.
— Потом, — нахмурился он. — Надо ускорить работы, если мы простоим здесь еще неделю, я взбешусь.
«В начале осады я поклялся, что либо уйду отсюда с победой, либо не уйду живым. Теперь я понимаю, что погибнуть здесь мне нельзя — только победить, даже если придется грызть эти стены зубами.
Октавий, они презирают нас. Мы для них — дикари-северяне, варвары, бессильно бьющиеся о камни, как морской прибой. Кажется, они думают, что крепость Агариса, как былая Гальтара, неподвластна людям — ну так я докажу, что и Эсперадор ошибается. Мы еще посмотрим, с кем из нас милость Создателя... Кстати, о Создателе и эсператистах. Мне очень хотелось бы сейчас поговорить с Шарлем-старшим, спросить у него: кто такой Ричард Горик?
Представь, если бы нас лишили всего, лишили дома, земель, титула... Хотя ты, думаю, не слишком огорчился бы, а просто бродил по миру, сочинял свои песни и радоваться каждому дню. А я — я возненавидел бы тех, кто это сделал, я бы мстил им, как только мог, даже если бы за это пришлось заплатить жизнью.
Сперва я подозревал Горика в тайных замыслах. Но он так же честен и прям, как Эпинэ, хоть и более молчалив. Потом я решил, что он блаженный — и со временем все больше укрепляюсь в этом мнении. У меня нет сомнений в его верности, но...»
Рамиро перечитал написанное, подумал, вышел наружу и бросил письмо в ближайший тлеющий костерок. Не все доверишь печати и гонцу. Октавию он напишет о чем-нибудь другом и обязательно перескажет последнюю шутку Валмона о хитром аббате и наивной прихожанке, а брат наверняка покраснеет, когда будет читать.
Ему показалось, что за зубцами стен началась какая-то суета. Рамиро посмотрел на солнце — рановато для обстрела. Он прищурился, потом нырнул в палатку за подзорной трубой: пригляделся: в самом деле, фигурки перебегали, махали руками, ему даже померещились раскрытые в крике рты. Что так подпалило хвосты «серым», неужто обнаружили подкоп?
Он окликнул было порученца, чтоб подал коня, но тут напоследок глянул в трубу и замер, щурясь и до боли в глазах вглядываясь в морскую гладь, боясь обмануться.
Там, далеко, на безбрежной белесовато-лазурной глади, вырастали туманные контуры — Рамиро еще не мог различить обводов и парусов, но уже угадывал, мысленно дорисовывал недостающее.
— Корабли! — он сунул трубу подбежавшему Хасинто, на радостях хлопнул парня по плечу и понесся к берегу, будто хотел плыть им навстречу. — Корабли! Марикьяра!
3.
Сказки детские корчатся в огне,
Просто городом стал Священный град...
©Канцлер Ги
«Создатель отвернулся от нас, и с моря пришли язычники, а с суши — еретики. Пал священный город Агарис, и не было пути спасения, и не было места, где не было бы убитых и убивающих, не было бы огня, плача и страха смертного.
В тот день я, служитель Создателя, познал гнев его...»
Агарис пах гарью и пылью от обрушившихся зданий.
Дойти до Эсперадора, заставить старика проглотить свое проклятие, принять мир на его, Рамиро, условиях — это была бы победа.
Божьи агнцы сменили рясы на доспехи со львами — орден Славы, припомнил он — и дрались отменно. Ноги скользили по крови, с моря доносился грохот — это палили корабли Чезаре, а они ворвались через взорванную наконец стену. Рамиро уступил просьбам Горика, какое-то время Ричард дрался рядом, потом он потерял его из виду.
Рамиро жадно глотал дымный воздух, пытаясь прийти в себя. Он не собирался убивать Эсперадора — до последнего.
Комната, которую яростнее всего защищали, выглядела... странно. Икон в ней не было вовсе, но на полу были начерчены непонятные знаки и пахло так, что хотелось зажмуриться.
Рамиро, не глядя, сразил человека со знаком мыши на балахоне — тот и держать меч как следует не умел, — а следующий...
Со стороны все это выглядело намного проще и быстрее. Просто человек в белой мантии вскинул руки, Рамиро замедлил движение и даже пошатнулся — но в следующий миг ударил.
Для него этот миг был невероятно долгим. Голова взорвалась болью, словно это его рубанули мечом, тело обмякло и не подчинялось. Мозг будто выворачивали наизнанку, перед глазами разостлалась тьма — а потом в ней вспыхнуло пылающее, истекающее сияющей кровью сердце.
Почти не видя, Рамиро нанес удар.
— Странные тут читали молитвы, — Шарль принюхался и сплюнул. — Идем. Идем же...
Казалось, воздух весь состоял из запаха пороха и крови. Рамиро все еще мутило, Мимо вели сдавшихся солдат, пленных монахов — эти только причитали.
В толпе мелькнул человек — тоже в сером, но в светском, невысокий и полноватый, державшийся ладонями за щеки — ранен в лицо?
Рамиро сперва безразлично смотрел, потом окликнул.
— Стойте! Шарль, того — дай-ка его сюда...
Эпинэ понял, о ком речь.
Рамиро не мог бы связно объяснить, почему обратил на него внимание, почему остановил пленных. Человек опустил руки — он не был ранен, но побелел и трясся, как в лихорадке.
— Кто ты? — Рамиро нахмурился, пытаясь понять, болен тот или так перепуган. — Да не трясись.
— Эр... эр...
— Нет, ваше... — ахнул кто-то из монахов и, опомнившись, закрыл рот ладонью.
Рамиро по-кошачьи усмехнулся.
— Эркюль. Его высочество Ракан. Верно?
Дрожащий, вовсе не похожий на «высочество» человек кивнул.
Удивительно, но прорываясь в Агарис, Рамиро думал только об Эсперадоре и почти забыл, что в городе живет последний Ракан.
Он глядел на Эркюля с брезгливой жалостью: и этот должен был сесть на трон после Эрнани?
Что ты хочешь сделать? — тихо спросил Шарль.
— Потом, — Рамиро огляделся, увидел неизвестно откуда взявшегося Ричарда, тоже перемазанного кровью и копотью. — Горик, за жизнь Эркюля Ракана отвечаете вы. Лично.
Ричард вздрогнул, уставившись на принца, Колиньяр присвистнул.
— Вы слышали? — Рамиро с сожалением отлепился от твердой, надежной стены. Надо было найти Чезаре и узнать, как прошел штурм с моря. Надо было не дать превратить битву в мародерство, найти кого-то разумного в этом аду, заключить мир, о котором он хотел говорить с Эсперадором; сосчитать добычу, снять пушки со стен — столько всего надо было...
Чезаре расположился лагерем на берегу, и Рамиро приказал перенести свою палатку сюда же. У моря легче дышалось.
Он посмеивался, видя испуганные взгляды и суеверные жесты, которыми агариссцы провожали невысокую коренастую фигуру марикьярского герцога. Чезаре был смугл и наполовину сед, и одевался по-морисски. Даже Алву рядом с ним почти не замечали.
Рамиро он встретил и приветствовал радушно, как долго не виденного друга. С ним было просто.
Рамиро сидел в шатре Чезаре, слушая доклады. По словам Арно Валмона, выходило, что монастырского золота хватит и на то, чтоб окупить войну, и на то, чтоб выложить пол во дворце золотыми плитами, буде у короля случится такой каприз.
— Октавий не переживет такого безобразия, — весело отказался Рамиро.
— Еще я хотел сказать, что Ричард Горик много времени проводит в доме Эркюля Ракана, — Валмон помрачнел.
— Пусть, — Рамиро отмахнулся чуть резче. — Это был мой приказ.
На деле, как и во многом другом, это было тем порывом, что сродни озарению. Рамиро привык доверять таким мгновенным душевным движениям — и любил рисковать.
— Довольно на сегодня, — Чезаре оборвал зарождающийся спор, и следом за ним, нежданная, вошла Мерседес.
Хитрец ни словом не обмолвился, что привез с собой дочь. Рамиро помнил ее когда она только начинала становиться девушкой и была скорее мила, чем красива. Теперь Мерседес Марикьяре расцвела — и, глядя на поклон восхищенного Арно, Рамиро впервые в жизни почувствовал ревность.
4.
Вы же поняли тайну, мой сеньор,
Вы составили «верность»...
©Лора Бочарова
— Тебе не стоит ходить одному. Особенно по ночам, — на пороге его временного жилья выросла высокая тень.
— Ричард? — Рамиро, паривший в облаках, не сразу вернулся на землю. — Что-то случилось?
— Нет. Я пришел исповедаться.
Рамиро, едва успевший зажечь свечу, чуть не выронил огонь. Горик редко шутил, а сейчас и вовсе не походил на шутника.
— Главой олларианской церкви является король Талига. Я не знаю имени короля, — Ричард глубоко вздохнул, — и прошу тебя принять мою исповедь.
Рамиро был уверен, что любой местный монах дал бы сыну Алана отпущение грехов. Так или иначе, Ричард не пришел бы посреди ночи просто так.
— Хорошо, — он поставил на стол свечу. — Я слушаю тебя.
— Перед лицом Создателя я, Ричард Горик, признаюсь, что долгие годы питал злобу на тех, кого считал моими врагами. Признаюсь, что ненавидел покойного короля и призывал на него кару Создателя. — Ричард помолчал, а Рамиро сидел недвижимо.
— В юности я молил, чтобы мне дали силу, способную сокрушить Олларов. И однажды мне пришла мысль, которую я посчитал прозрением, — перенести все, что сможет вернуть мне отнятое, чтоб я мог с высоты нанести им удар. Я считал себя десницей Господней и терпел. Год за годом, в Олларии, в Торке... Даже дядя не догадывался о моих мыслях.
Рамиро слушал не дыша. Видно, Ричард обдумал исповедь заранее — голос доносился из сумрака ровно и тихо, словно и вправду говорил дух.
— На одре болезни герцог Эпинэ открыл мне правду, и жизнь моя перевернулась. Я был в смятении, но надежда явилась мне, когда начался этот поход. Мне тяжело было идти против тех, кого я считал братьями по вере, но я думал, что Создатель ведет меня, чтоб спасти последнего Ракана от гибели. Ради этого я готов был на все, но на сей раз мой Бог пощадил меня и открыл мне глаза, — голос Ричарда стал громче и звонче.
— Я видел, как начался этот поход. Я видел, с чьим именем люди идут на смерть, а завоевывают победу. Еще до падения Агариса я узнал имя того, кто должен править Талигом, — Ричард встал, чтобы опуститься на колено перед Алвой, — Рамиро, как законный наследник и мой король, прими мою службу и верность.
Рамиро почувствовал, как похолодел лоб. Воистину, глубоки тихие омуты.
— Ричард, встань. Я могу принять твою службу как маршал Талига. Но я уже принес клятву Октавию и не нарушу ее, что бы ни случилось.
— Окта... Принц Оллар не хочет короны, это известно всем! Это даже не мятеж — осуществление воли короля Эрнани... короля Франциска!
— Тише, — резко оборвал Рамиро.
Ему стало не по себе. Никогда прежде он не слышал у Ричарда такой уверенности и напора. Это была сила лавины, готовая все смести на своем пути.
— Ричард Горик. Как маршал Талига... как регент Талига при принце Олларе, я принимаю твою исповедь. И... я запрещаю тебе кому-либо еще открывать то, что ты знаешь, даже на смертном одре, а также высказывать кому бы то ни было сомнения, что принц Октавий Оллар достоин править Талигом. Даже мне.
Светлые глаза Ричарда блестели от свечного огня.
— Да.
Рамиро перевел дух.
— Ричард, орден Славы просил о встрече завтра. Ты поедешь со мной.
— Да, монсеньор.
Встретивший их монах носил знак епископа, был высок и темноволос. Рамиро все время казалось, что он где-то его встречал, но где? В недавнем бою? Вряд ли, в пылу сражения редко смотришь в лица. Кардинал, назвавшийся Руцием, двигался медленно, как раненый или больной, но повязки, если и были, скрывались под рясой. Он спокойно, словно так и было надо, благословил Горика, а Рамиро просто поклонился.
— Герцог Алва, при всем почтении к Ричарду Окделлу, я хотел бы личной беседы.
— Я доверяю Горику, — отмахнулся Рамиро и неожиданно для самого себя подмигнул. — А если уж эсператисты не доверяют Окделлам...
— Как вам будет угодно. Не буду скрывать, что в последние годы здесь творились не только благочестивые дела. Я не клевещу на память покойных, поскольку говорил магнусу Истины и Эсперадору то же задолго до войны... и оказался в монастырской тюрьме, кою покинул совсем недавно. Увы, решетка лишила меня возможности встретиться с вами в бою, — монах так же неожиданно подмигнул Рамиро в ответ.
— Но не буду задерживать вас. Вы держите в руках жизнь и судьбу Эркюля Ракана, опекаемого Святым Престолом. Эсператистская церковь не смогла защитить саму себя и ныне обезглавлена. Могу ли я спросить, какую долю вы готовите принцу?
— Присутствующий здесь Ричард Горик и его люди охраняют дом, чтобы Ракан не пострадал от случайных грабителей. Этого для вас достаточно?
— Прошу ясного ответа, — Руций настаивал, и Рамиро вновь почудилось что-то знакомое, — как вы намерены распорядиться свободой принца?
— Никак, — холодно ответил Рамиро. — Правителю Талига Октавию Оллару нет до него дела. Это все, ради чего вы просили о встрече?
— Я склонен думать, что Создатель порой являет свою волю странными путями, — Руций покачал головой. — Все мы в его руках, и я, и вы, и Ракан. Случилось так, что вчера в доме Эсперадора, разбирая его бумаги, я нашел некое письмо. Очень старое письмо... Герцог, возможно, о его содержании не стоит знать третьим лицам?
Рамиро почувствовал, как Ричард рядом выдохнул.
— Я читал завещание короля Эрнани. Ричарду Горику также известно его содержание.
— Вот как? — монах повернулся лицом к свету, и Рамиро едва не приказал ему замереть, пока он не поймает наконец это неуловимое сходство. — Воистину, рука Создателя...
В дверь торопливо постучали, и, не дожидаясь ответа, вошел Шарль.
— Рамиро, тебя искали марикьяре, они...
Алва заметил, как Руций взглянул на Эпинэ с удивлением и интересом, а потом опустил блеснувшие глаза. Шарль, в свою очередь, безразлично скользнул по монаху взглядом, потом посмотрел снова, с тем же узнаванием-непониманием, что и сам Рамиро недавно.
Рамиро подумал, что монах, должно быть, младше, чем выглядит — ровесник Шарля или около того...
— Я скоро приду. Думаю, мы со святым отцом поняли друг друга, верно?
— Верно и истинно, — монах склонил голову.
— Вы агарисец? — неожиданно спросил Рамиро, прежде чем уйти.
— Нет, — монах улыбнулся. — Пока Создатель не призвал меня к служению, я жил в Талиге — там, где и родился.
— И где же?
— В Эпинэ.
— Кто был ваш отец?
— Принимая сан, должно оставить память о прошлом, — Руций снова улыбнулся. — Законное и незаконное рождение различают люди, не Создатель.
Рамиро задержался, желая сказать еще что-то, но в коридоре ждали Шарль и Ричард.
— Капитул снимет проклятие с потомков Франциска, — добавил на прощание Руций. — Увы, думаю, даже голос с неба не заставит его обелить род Алва...
— И не надо, — усмехнулся Рамиро. — Храни меня Создатель от друзей, с врагами я справлюсь сам. Прощайте.
— Прощайте, герцог.
Оллария, некоторое время спустя
— Все будет в порядке, — Октавий посмеивался, едва ли не впервые глядя на Рамиро сверху вниз. — Послезавтра вас с Мерседес наконец поженят, потом будут торжества, потом ты ведь собирался в Кэналлоа?
— Да, — Рамиро наконец перестал ходить по королевскому кабинету. — Октавий, как подумаю, сколько лет я потерял, пока бегал от этой свадьбы... А теперь не могу дождаться.
Октавий смотрел на него с улыбкой.
— Да, Рафиано уже составил расписание церемоний в честь агарисской победы, а когда узнал, что надо праздновать еще и свадьбу, его же чуть удар не хватил.
— Зато Креденьи порадовался. Да, об Агарисе. Осталась твоя подпись, — Рамиро, спохватившись, вытянул из-под бумаг указ, уже украшенный его собственным росчерком.
Глаза Октавия изумленно расширялись, пока он читал.
— Ричарда? Графа Горика? Первым маршалом?
— Я знаю, что делаю.
— Пусть графство, если ты считаешь, что он заслуживает... Я думал об этом, да. Но Первый маршал? Я думал, им после герцога Эпинэ станешь ты.
Рамиро промолчал, а Октавий поднял голову, во взгляде блеснуло озарение.
— Это... вина?
— Нет, — отверг предположение Рамиро. — У Горика нет вины передо мной — и у меня нет вины перед ним. Просто поверь мне, брат. У тебя будет хороший Первый маршал, храбрый и верный.
«По крайней мере, пока я рядом. А я буду с тобой всегда».
— Не храбрее тебя,- улыбнулся Октавий.
***
«И не возомним мы еще когда-либо, что мы- избранные, что нет мудрее и сильнее нас. Ибо придет день гнева, и ополчится Создатель мечом и огнем. Смиренный брат ордена Славы, а ныне Эсперадор Руций, я записал сие на память тем, кто придет после».
Монах с лицом Шарля Эпинэ отложил перо. Колокола Агариса, пока еще немногочисленные и робкие, снова встречали рассвет...
-
-
11.02.2015 в 10:45-
-
11.02.2015 в 14:50-
-
11.02.2015 в 19:41-
-
11.02.2015 в 19:47-
-
11.02.2015 в 21:40-
-
12.02.2015 в 02:29как жаль, что так быстро закончился(
я не помню, когда последний раз читала про героев той эпохи (и читала ли вообще), но ваши пленили меня моментально. И Рамиро, и Ричард такие интересные, неоднозначные персонажи получились!
благочестивые агарисцы молились о ближних, потом били дальних прекрасная фраза)))
-
-
12.02.2015 в 02:31как жаль, что так быстро закончился(
я не помню, когда последний раз читала про героев той эпохи (и читала ли вообще), но ваши пленили меня моментально. И Рамиро, и Ричард такие интересные, неоднозначные персонажи получились!
благочестивые агарисцы молились о ближних, потом били дальних прекрасная фраза)))
-
-
12.02.2015 в 15:08спасибо :З
-
-
12.02.2015 в 15:35Mutineer, автору тоже жаль, что он так быстро закончился )
тексты по этому периоду в фандоме есть, но очень-очень мало...
Мисс Саммерс, спасибо Вам за отзыв )
-
-
20.02.2015 в 00:55Спасибо, автор
-
-
20.02.2015 в 06:39Продолжение? В принципе возможно, конечно, но автор не представляет, о чем, - дальше ведь все понятно?
-
-
20.02.2015 в 17:12Спасибо, автор, очень понравилось!